Продолжение фанфика "Проходная пешка". Начало здесь.
Шахматы – энциклопедия судьбоносных ситуаций, способов действия и их возможных последствий.
Драко с самого утра был на ногах, что крайне редко случалось по воскресеньям. Но в этот раз у него появилась веская причина вскочить пораньше – он раздавал указания. Гоблины, буквально заполонившие дом на площади Гриммо, беспрекословно ему подчинялись, реставрируя стены и меняя паркет. Только Крахорм, серокожий гоблин-прораб в кожаном шлеме, позволял себе иногда спорить с Малфоем, давая весьма дельные советы по обустройству особняка. Драко казалось, что Крахорм переступает через себя, объясняя прописные истины человеку, ничего не смыслящему в строительстве, однако внешне гоблин никак не проявлял своего неуважения: его поклоны оставались такими же низкими, а хриплый голос невыразительным.
Вчерашний день Драко потратил на осмотр дома, знакомство с престарелым домовиком Кричером и обсуждение проведенных и предстоящих работ с Крахормом. Все эти действия разбавлялись проклятьями в сторону Раймонда Певерелла, который порталом отправил его сюда без всякого предупреждения и, по-видимому, не собирался присоединяться. Впрочем, слизеринец рад был выбраться из стен Хогвартса даже таким странным способом. К счастью, многие комнаты его будущего дома уже были приведены в порядок и оказались пригодными для жилья, что позволило Драко остаться здесь на ночь, не испытывая никакого дискомфорта. Просторный холл, без сомнения обработанный чарами Незримого расширения, так сиял новизной, что даже выложенный причудливым узором пол отражал свет огромной люстры, будто был сделан не из камня, а из сверкающего стекла. Из коридора, ведущего в гостиную, исчезли портреты давно почивших Блэков и вместо них друг напротив друга красовались высокие зеркала, перемежающиеся витиеватыми бра в виде лилий. Те же золотистые узоры лилий можно было увидеть в гостиной на обоях из зеленого шелка. Разглядывая тонкие контуры цветка, входящего в герб Малфоев, Драко не знал, как воспринимать его присутствие в этом доме – как неуклюжее утешение или злую насмешку человеку, который собирался сменить свой род.
– Как прикажете оформить хозяйскую спальню? – задал очередной вопрос Крахорм, входя в комнату вслед за юношей. – Если пожелаете, мы можем сделать точную копию ваших покоев в Малфой-мэноре.
читать дальшеДрако огляделся. Сегодня он спал в комнате для гостей, но пора было подумать и о своей собственной спальне. Сейчас это было абсолютно пустое помещение с нишей для кровати и старым камином с противоположной стороны.
– Нет, не надо, – чуть помедлив, отмел предложение гоблина Драко. – Как ни старайся, этот дом не превратить в поместье Малфоев. Не стоит и пытаться.
Гоблин никак не отреагировал на слова юноши и продолжил стоять в дверях в ожидании дальнейших указаний.
– Мне нравится этот камин, – заметил Драко, подойдя к металлической решетке, изображающей драконов. Их хитросплетение и впрямь было искусной работой, разве что несколько потрепанной временем и небрежным обращением: прутья в нескольких местах погнулись, а каменная кладка на портале раскрошилась. – Вы можете его отреставрировать?
– Разумеется, – ответил Крахорм, слегка дернув правым ухом, как будто его только что оскорбили подобным вопросом. – Что-нибудь еще?
– Напротив камина диван и журнальный столик, – распорядился Малфой, окидывая взглядом комнату. – В нише кровать.
– Позвольте спросить, из какого материала?
– Не светлого, – сказал Драко и задумчиво склонил голову набок. – Вы можете что-нибудь посоветовать?
– Как насчет эбенового дерева? – предложил гоблин, все так же стоя в дверях. – Хорошо восстанавливает после магического истощения и оберегает от кошмаров – прекрасный вариант для спальни.
– Хорошо.
– Но я бы советовал использовать вставки из молочного дуба и светлый текстиль, иначе комната будет выглядеть слишком мрачно.
– Хорошо, – снова повторил Драко, выглядывая в окно: скучный серый Лондон показался снаружи. – Бежевые шторы и такой же ковер с длинным ворсом. И ради Мерлина, наложите магическую иллюзию на окна!
– С видом на Уилтшир?
– Нет, – решительно ответил Драко, всматриваясь в пасмурное лондонское небо, – не Уилтшир.
– Тогда что?
– Что угодно, только не Уилтшир! – прикрикнул Малфой, разворачиваясь на каблуках. На сером лице Крахорма не отразилось и тени испуга.
– Как насчет вида на Азкабан? – донесся из коридора знакомый голос. Гоблин поторопился покинуть комнату, и туда вошли двое – Раймонд Певерелл и высокий мужчина с очень светлыми волосами, зачесанными назад.
– Все шутишь, Певерелл? – еле сдерживая свой гнев, почти прошипел Малфой.
– Вовсе нет, на Азкабане и правда потрясающие пейзажи, – сказал Раймонд, тоже подходя к окну. – Тебе стоит там как-нибудь побывать.
– Только после тебя, – скрипнул зубами Драко, и на этом его терпение лопнуло. – Какого черта, Певерелл! Ты впихнул мне в руки портал, хотя я еще не дал своего согласия на обряд, и заявился следом спустя сутки! Ты в курсе, что в Хогвартсе отслеживаются перемещения с помощью порталов?
– Не переживай из-за этого, – сказал Раймонд, поднимая обе руки в примирительном жесте. – Дамблдор сам дал мне этот портал, чтобы я переместился на площадь Гриммо. Ведь он считает, что я готовлюсь возглавить род Блэков и всячески это поощряет.
– Ты? Впрочем, неважно… – пресек сам себя Малфой уже гораздо более спокойным тоном. – Гораздо интереснее, как ты сам оказался здесь.
– У меня есть свой портал на кровной защите, его нельзя отследить, – вкратце поделился Раймонд и как можно быстрее перевел разговор в другое русло. – Думаю, ты будешь рад услышать, что мистер Шинглтон-Малфой готов прямо сейчас дать Непреложный обет, о котором мы говорили.
– Мистер Шинглтон-Малфой? – растягивая гласные, повторил слизеринец и с ненавистью уставился на высокого блондина. – Конечно же, я безмерно рад.
– Ваш сарказм объясним, Драко, но несколько неуместен, – холодно прозвучало в ответ. Невозмутимости новоиспеченного лорда Малфоя мог позавидовать сам Люциус, если бы, конечно, был еще жив.
– Не смейте называть меня по имени!
– Прошу прощения, – все так же бесстрастно ответил мужчина, – но я сделал это лишь потому, что не знаю, по какой фамилии к вам обращаться. Так вы решились возглавить род Блэков или все же испугались ответственности, которая ляжет на вас в этом случае?
– Да как вы смеете говорить, что я испугался!
– Значит, нет? – уточнил Гаспар и удовлетворенно кивнул. – Что ж, тогда я счастлив помочь вам и сделать все, что в моих силах.
– Ты! Проклятый баст…
– Достаточно! – перебил однокурсника Раймонд и, дождавшись тишины, продолжил: – Я понимаю, что о дружбе здесь не может быть и речи, но как насчет сотрудничества? Каждый из нас преследует свои цели в этом союзе, и почему бы сейчас не забыть об эмоциях, положившись на то, что подсказывает голос разума?
Драко, которому была адресована эта речь, стоял, поджав губы и сжав кулаки, и не проронил в ответ ни слова.
– У тебя было достаточно времени обдумать мое предложение, – снова обратился к слизеринцу Раймонд. – Так ты даешь свое согласие на вступление в род Блэков?
– Я хочу знать, – медленно начал Драко, взвешивая каждое слово, – в каком состоянии находятся счета Блэков.
– Это легко. Кричер! – позвал Раймонд и приказал старому эльфу, с громким хлопком появившемуся перед ним: – Принеси мне ту большую шкатулку, с гербом Блэков на крышке.
Домовик молча поклонился и исчез, а через секунду перед Драко лежали выписки из «Гринготтса», которые Раймонд достал из принесенного Кричером ларца.
– Все в порядке?
– Если не считать того, что я теперь немногим богаче Уизли, – скривив губы, ответил Драко. – Почти все деньги ушли на восстановление особняка.
– Что поделать, теперь тебе надо заботиться о доходе семьи, – пожал плечами Раймонд, доставая из той же шкатулки довольно толстую книгу в кожаном переплете. – Денег хватит на первое время, но тебе уже следует задуматься о предстоящих заработках. Можешь даже вложиться в какое-нибудь дело, твое текущее состояние это позволяет.
– Разберусь, – бросил Драко, но теперь его голос звучал скорее задумчиво, чем зло. – Еще я хочу, чтобы Непреложный обет об обязательстве принять меня или моего сына в род Малфоев был дан сейчас, перед обрядом.
Раймонд лишь вопросительно посмотрел на Гаспара.
– Так и было условлено, – кивнул мужчина, наблюдающий за Драко из-под полуопущенных век.
– И последнее, – произнес Драко, обращаясь прежде всего к Певереллу. – Если он узнает о том, что я стал Блэком…
– Я подумал об этом, – понимающе сказал Раймонд и открыл книгу, которую до этого держал в руках. – Я бы тоже не хотел афишировать твое принятие в род Блэков. По личным причинам. Но, к счастью, в здешней библиотеке мне удалось найти лазейку, позволяющую избежать обращения в Визенгамот. Для этого требуется присутствие двух поручителей – глав волшебных родов. С ними обряд принятия в род будет считаться действительным, но твое имя во всех документах останется прежним до тех пор, пока ты сам не заявишь о том, что стал Блэком.
С этими словами Раймонд протянул Драко раскрытую книгу и замер в ожидании ответа. Некоторое время Малфой молча читал убористый текст, а затем поднял удивленный взгляд на собеседника.
– Закон 1644 года? Ты серьезно?
– Абсолютно, – уверенно ответил Раймонд; в его голосе и впрямь не было сомнения. – С точки зрения магии не нужны даже поручители – достаточно просто надеть кольцо на безымянный палец левый руки и объявить себя главой рода. Если родовое кольцо, будучи мощным артефактом, примет тебя, ничего больше и не надо. Но есть еще и юридическая сторона, а следуя ей, каждый волшебник, вступающий в род, должен обратиться в Визенгамот, дабы его новое имя отразилось во всех документах, включая «Природную знать».
– Именно таким способом, например, шел я, – вставил Шинглтон, подтверждая слова Раймонда. – В этом случае не удается избежать широкой огласки. Однако если бы я проигнорировал Визенгамот, то нарушил бы закон, а минимальное наказание за это – штраф в размере, с трудом покрываемом даже состоянием Малфоев.
– Верно, – снова взял слово Раймонд и указал на книгу. – Но закон 1644 года, о котором все давно забыли, позволяет пойти другим путем. Человек, вступающий в род в присутствии двух поручителей, формально уже не скрывает свое новое имя от общественности. Если твой секрет раскроется, тебя не смогут отдать под суд.
– Надо думать, от суда меня спасете именно вы? – скептически спросил Драко, оглядывая гостей.
– Кто же еще? – с улыбкой подтвердил его догадку Раймонд, доставая из ларца коробочку с родовым перстнем Блэков. – Если ты, конечно, позволишь лорду Малфою и лорду Певереллу стать твоими поручителями.
Драко с прищуром посмотрел на обоих и после недолгих размышлений согласно кивнул.
– Что ж, тогда не будем терять время, – сделал вывод Гаспар Шинглтон и протянул руку, готовый произнести слова клятвы.
В обновленном холле дома на площади Гриммо портрет Вальбурги Блэк был спрятан за потайной дверцей, имитирующей зеркало в золотой раме. Если бы Раймонд не знал, где раньше висела картина, то никогда бы не догадался, что сварливая старуха и сейчас занимает это место. Решение гоблинов с зеркалом-дверью показалось Раймонду весьма удобным – теперь можно было не опасаться того, что портьеры раскроются в самый неподходящий момент и коридор огласится потоком однообразной брани.
– Миссис Блэк?
– Кто посмел?.. – начала было Вальбурга, но, поморгав подслеповатыми глазками, быстро сменила гнев на милость. – Ах, это вы, Раймонд! Я уж подумала, что один из этих грязных гоблинов, снующих по всему дому, вдруг решил разбудить меня.
– Нет, мэм, они бы не посмели, – заверил ее Раймонд, присаживаясь на изящную банкетку, сменившую хромоногий стул. – Потерпите еще немного, скоро ремонтные работы будут окончены и в доме воцарится покой. Теперь у рода Блэк появился глава.
– Мальчик Драко уже совершил ритуал? – с нетерпением в голосе спросила Вальбурга. Ее глаза загорелись сумасшедшим огнем, а губы растянулись в пугающей улыбке.
– Да, мы только закончили, – ответил Раймонд, неуютно поежившись под пристальным взглядом старухи. – Сейчас он отдыхает, обряд отнял у него много сил. Но вы можете быть спокойны – все прошло прекрасно.
– Слава Мерлину! – вознесла хвалу Вальбурга и в следующую секунду пристально посмотрела на Раймонда. – Надо думать, теперь вы ждете ответов на свои вопросы.
– Как мы и договаривались.
– Блэки всегда выполняют свои обещания, – гордо промолвил портрет, не сводя глаз с Певерелла. – Не знаю, что вас так заинтересовало в хоркруксах, но я и правда одна из немногих, кто знает их секрет.
– В чем же он заключается, миссис Блэк? – спросил Раймонд, подавшись вперед. – Признаться, я слишком долго ждал этого рассказа, и мое терпение на исходе.
– Понимаю-понимаю, но ваше ожидание оправдано, – проговорила Вальбурга, как будто специально оттягивая момент откровения. Раймонду лишь оставалось молча ждать, когда же старуха соизволит приоткрыть завесу тайны. – Дело в том, что вопреки заверениям некоторых волшебников хоркрукс невозможно уничтожить.
Раймонд молчал. Мысль, только что высказанная Вальбургой Блэк, не укладывалась у него в голове.
– Вы хотите сказать, что человек, создавший хоркрукс, действительно бессмертен?
– Нет-нет, я сказала, что хоркрукс нельзя уничтожить, но это не значит, что невозможно победить мага с хоркруксом, – возразила старуха, поправив свой черный чепец. – Мой сын Регулус хотел избавиться от хоркрукса Темного Лорда. Я узнала об этом уже после его смерти, когда Кричер принес в этот дом медальон Слизерина. Я видела, как домовик пытался разрушить хоркрукс – разумеется, безуспешно, ведь ему не хватало для этого магической мощи. Я знаю лишь два средства, способные разрушить подобную вещь, – это яд василиска и Адское пламя.
– То есть разрушительная магия, мощность которой превышает восемьдесят каннетов, – задумчиво произнес Раймонд, пытаясь собрать воедино все кусочки мозаики. Он вспомнил, как трудно было найти пропитку для его волшебной палочки; вспомнил, как выбирал между слезами феникса, кровью единорога и ядом василиска. Из них только последний несет в себе магию разрушения, почти равную заклинанию Адского пламени. – Что ж, это вполне логично. Но получается, что хоркрукс все же можно уничтожить.
– Разрушить, Раймонд, разрушить! – вновь поправила его Вальбурга. – Это лишь освободит заключенную в нем магическую энергию – настолько темную и пугающую, что мне страшно представить последствия этого освобождения.
– Постойте, я не понимаю…
– Ох, Раймонд, я была лучшего мнения о вас, – покачала головой старая женщина, но все же снизошла до объяснения: – Вспомните фундаментальный закон сохранения магии. Что происходит после смерти волшебника?
В голове Раймонда снова проснулись воспоминания. Кабинет защиты от Темных искусств. Селвин посреди класса в окружении шестикурсников. И его слова, повисшие в воздухе: «Любой уважающий себя наследник рода должен знать, что магия не терпит пустоты. Что происходит, когда волшебник умирает?»
– Ну конечно! – воскликнул Раймонд, хлопнув ладонью по лбу. – Если магия не может раствориться в пространстве, то она сливается либо с магией ближайшего родственника, либо с магией победителя. Но ведь суть хоркрукса в том, что он отделен даже от души своего хозяина! После разрушения оболочки он не может найти себе пристанище, верно?
– Да, – согласно кивнула Вальбурга, – не может из-за сути обряда, с помощью которого он был создан. Есть только одно исключение – тот случай, когда хоркруксом делают живое существо. Это очень опасно не только потому, что их сознания объединяются, создавая неделимую сущность. Но кроме этого, помещая кусочек своей души в животное или в другого человека, маг жертвует защитой хоркрукса – теперь его можно будет уничтожить и без помощи мощных разрушительных чар, достаточно просто убить носителя хоркрукса.
На несколько минут холл погрузился в тишину. Раймонд судорожно обдумывал полученную информацию, пытаясь понять, какую пользу может вынести из нее. Не оставалось сомнений, что Волдеморт поместил в его тело хоркрукс – видимо, это наследство от Гарри Поттера, которым он был до совершенного обряда. Том, как выразился сам Поттер, паразитирует в его душе, пытаясь полностью завладеть сознанием Раймонда. Со смертью Раймонда умрет и Том, но можно ли избавиться от хоркрукса и при этом остаться в живых?
– А что произойдет, если все же разрушить хоркрукс? – спросил юноша, вновь поднимая взгляд на портрет. – Его магия чужеродна этому миру – слишком темна и самобытна. Найти пристанище за счет своей природы она тоже не может. Так что ей остается?
– А вот это, Раймонд, и есть тот секрет, который я хранила долгие годы, – призналась Вальбурга страшным шепотом. – Вырвавшийся на свободу хоркрукс уничтожит этот мир.
Холл снова окутала минутная тишина.
– Простите, что?
– Мои слова звучат слишком пафосно, не так ли? – усмехнулась старуха. – Я, конечно, слегка преувеличила. Он уничтожит мир в том виде, каким мы его знаем. Будь здесь Орион, он бы подсказал умное словечко, чтобы объяснить этот эффект: что-то вроде магического коллапса или чего-то подобного – я не буду даже пытаться подобрать подходящий термин. Но магия хоркрукса – злая, полная ненависти, мечтающая уничтожить все на своем пути – будет желать силы. И поверьте, Раймонд, ее жажда силы беспредельна. Она высосет магию из этого мира быстрее, чем вы успеете понять, что происходит. Но тогда уже все будет кончено.
– Но вы сказали, – хриплым от волнения голосом произнес Раймонд, – что можно победить волшебника, создавшего хоркрукс. Как же это сделать, если уничтожить сам хоркрукс невозможно?
– Верно. Сначала надо лишить его этого хоркрукса и вернуть в прежнее состояние, – степенно ответила Вальбурга, складывая руки в замок. – Хоть суть хоркрукса и в обособленности, он всегда будет стремиться к большей части души мага. Поэтому создав хоркрукс, волшебник прячет его вдалеке от себя, избегая обратного слияния. Вот почему некоторые рискуют, используя для этого живое существо. Ведь, обладая собственным сознанием, хоркрукс уже не испытывает потребности в объединении; его можно держать рядом с собой, защищая, когда это потребуется.
Все правильно, подумал Раймонд, здесь приходится выбирать: защищенный хоркрукс вдалеке, где ты не можешь его контролировать, или слабый вблизи, под постоянным присмотром. Странно то, что Волдеморт, сделав вместилищем своей души Гарри Поттера, постоянно пытался его убить. Что ж, вывод тут может быть только один: Темный Лорд не знает о том, что в Поттере находился его хоркрукс. Можно ли это использовать в своих целях? Получится ли у него одурачить одного из самых сильных магов современности?
– О чем вы задумались, Раймонд? – поинтересовалась Вальбурга, заставляя юношу вынырнуть из своих размышлений. – Уж не намерены ли вы создать собственный хоркрукс?
– Вы думаете, я способен на это? – спросил Певерелл, у которого даже от мысли о подобном ритуале мурашки бежали по коже. – Разве для его создания не требуется убить человека?
– Это лишь одно из условий. Жертва крови, – пояснила Вальбурга, кривя рот в отвратительной хищной улыбке. – Оно кажется вам таким трудным?
– Дело не в трудности…
– Так в чем же? – жадно продолжала свои расспросы старуха. – Думаете, какое-то отребье больше достойно жизни, чем вы? Что мразью, заслуживающей лишь валяться у ног благородных, нельзя пожертвовать ради великой цели?
– Миссис Блэк… – одними губами прошептал Раймонд, пораженный внезапной догадкой. – Только не говорите мне, что этот портрет – ваш хоркрукс…
Старуха с картины гадко улыбнулась на слова молодого человека, ее глаза вновь засияли сумасшедшим огнем.
– Вы сразу поняли, что этот портрет необычен, не так ли? – довольно произнесла она, облизывая тонкие губы. – Не знали, в чем дело, но все же чувствовали, верно?
– П-пожалуй, – признался Раймонд, не сумев сдержать дрожи в голосе. – Но зачем? Кого же вы?..
– Своего мужа! – призналась Вальбурга с какой-то особой яростью. Раймонд с отвращением наблюдал, как из правого уголка ее рта стекает слюна, будто у бешеной собаки. – Это он! Это Орион виноват в смерти Регулуса! Он не остановил его в тот день, забив мальчику голову всякой дрянью об искуплении! Проклятая тварь! Мерзавец! Убийца моего ребенка!
Раймонд обхватил голову руками и зажмурился, не желая слышать этих безумных криков и видеть бешено вращающихся глаз. Сумасшествие преследовало его повсюду – сначала Мемория Этерн, запутавшаяся в своих экспериментах и в самой себе, теперь Вальбурга Блэк, обезумевшая от горя и убившая собственного мужа. А ведь верно, Регулус и Орион погибли в один год, последнему едва исполнилось пятьдесят лет – удивительно малый срок для волшебника. Видимо, Вальбурга и правда слепо любила своего младшего сына, раз из-за его смерти повредилась в рассудке и подняла руку на собственного супруга. Что же произошло между ними? Нет, он не хочет этого знать! Случайная фраза, жест или просто больные фантазии женщины – что угодно могло привести к этому трагическому концу. Но что пугало Раймонда больше всего – она не просто убила, а совершила обряд создания хоркрукса. Она создала этот портрет, призванный спустя годы наблюдать за тем, как пустеет и гниет изнутри родовое гнездо, чтобы однажды, в такой день, как сегодня, улыбнуться своей хищной улыбкой, радуясь возрождению древнейшего и благороднейшего семейства Блэков.
Все еще прижимая ладони к ушам, Раймонд поднялся с банкетки и почти наощупь добрался до портрета, не желающего умолкать. Кривясь от оглушительного крика старухи, юноша взялся за зеркало и как можно быстрее задвинул его на место. Наступила тишина, но в ушах все еще раздавались отвратительные оскорбления в адрес человека, погибшего много лет назад от руки сумасшедшей жены. Пытаясь опомниться, Раймонд поднял глаза и бездумно уставился в зеркало, скрывающее картину. На какое-то мгновение ему показалось, что оттуда на него посмотрели вытаращенные глаза Вальбурги, и юноша в страхе отшатнулся. Нет, показалось… Он снова приблизился к зеркалу: привычные черные волосы, все те же зеленые глаза. Разве что бледность разлилась по щекам, но больше ничего необычного нельзя было разглядеть в отражении красивого, но испуганного лица. Однако молодой лорд Певерелл никак не мог отделаться от мысли, что вместе с ним в это зеркало смотрится кто-то еще, запрятанный в глубине его души. Кто-то, готовый терпеливо ждать, когда настанет момент, чтобы вырваться на свободу, сминая разум Раймонда, словно исписанный клочок ненужного пергамента.
Фигура долго бездействовавшая, внезапно может обрести страшную силу. Для этого нужно, чтобы партия продолжалась.
Впервые за свою сознательную жизнь, пусть и укладывающуюся в два полных месяца, Раймонд почувствовал, что обрел настоящий дом. Азкабан и раньше был ему дорог, но теперь, когда во всем стала проявляться заботливая рука хозяина, его привычки и интересы, замок стал особенно близок, прочно заняв свое место в сердце юноши.
Казалось, Азкабан заботливо оберегает сон Раймонда, отгоняя назойливые мысли и пустые тревоги. Слова, сказанные вчера Вальбургой Блэк, беспокоили его и наводили на размышления, но не более. Наверное, потому, что до конца он в них так и не поверил – слишком уж невероятными казались последствия. А возможно, причина крылась в Мираж, в ее светлой улыбке и задорном блеске глаз, который невольно успокаивал юношу. Глядя на нее, Раймонд не мог поверить, что эта девушка уже давно принадлежит другому миру, ведь в ней было больше жизни, чем во многих других. Возможно, даже больше, чем в нем самом.
– А я ведь вас предупреждал, Раймонд, – укоризненно прозвучал голос сэра Генриха, – она уже не человек.
– О чем вы? – недоуменно спросил Раймонд, поднимая взгляд на картину. – Не понимаю.
– Все вы прекрасно поняли, – проворчал портрет, неодобрительно косясь на юношу. – Я говорю о том, что вы питаете к Мираж вполне определенные чувства.
– С чего вы взяли? – вскинул брови Раймонд, пододвигая к себе три крупных яйца, похожих на булыжники с маленькими шероховатыми шишечками. По расчетам Певерелла, из них с минуты на минуту должны были вылупиться детеныши радужного дракона, что заставило его вскочить сегодня посреди ночи, опасаясь упустить редчайший шанс присутствовать при их рождении.
– Это видно по глупой улыбке, с которой вы пялитесь в пространство на протяжении вот уже получаса, – заметил сэр Геллерт, поправляя свои очки.
– Кхм… Вообще-то, я думал о драконах, – буркнул юноша, постаравшись, чтобы его голос звучали уверенно.
– Раймонд, я прожил достаточно долгую жизнь, чтобы отличить физиономию влюбленного человека от любой другой, – заявил портрет, скрестив руки на груди. – Поверьте старику: думая о драконах, люди так не улыбаются.
– Скажите это Хагриду…
– Не уклоняйтесь от темы, – строго сказал Генрих Геллерт. – И не забывайте, что я отец Миры.
Вероятно, сэр Геллерт хотел, чтобы его слова прозвучали угрожающе, но добился лишь обратного эффекта. Раймонд с минуту пристально разглядывал картину, после чего произнес голосом, не терпящим никаких возражений:
– Так расскажите мне о ней.
– Что?
– Расскажите о Мираж, – повторил Раймонд, напрочь забыв о драконах. – Что она любила? Чем увлекалась? Как умерла такой молодой? И почему ее призрак остался здесь, в замке Певереллов, не имеющих никакого отношения к роду Геллертов?
– Ох, Раймонд, я же говорил вам… – начал было старичок на портрете, но встретив неумолимый взгляд юного лорда, не стал заканчивать свою и без того понятную фразу. – Зачем вам это?
– Я хочу знать.
– Чтобы мучить себя? Поймите: то, о чем вы мечтаете, невозможно…
– Мы живем в волшебном мире, сэр Геллерт, – абсолютно серьезно произнес Раймонд. – Здесь нельзя быть уверенным в том, что возможно, а что нет.
Некоторое время они молчали, неотрывно глядя друг на друга. Затем Генрих Геллерт тяжело вздохнул, выдавая этим свое поражение.
– Вы зря думаете, что Геллерты никак не связаны с Певереллами, – начал он, заставив юношу нахмуриться. – Когда Мираж исполнилось шестнадцать, она была помолвлена с Актором, сыном Артемиуса Певерелла.
– Постойте, – прервал его речь Раймонд, исподлобья уставившийся на портрет. – Тот самый сын, который бежал из дома с Анной Стейнфорд?
– Мда, неприятная вышла история, – пробормотал сэр Геллерт, нервно протирая свои очки. – Думаю, вы понимаете, почему я не хочу вспоминать об этом?
– Сэр Геллерт, вы пытаетесь уйти от ответа, – укоризненно произнес Раймонд. – Даже не надейтесь, что я пожалею ваши чувства и перестану донимать своими расспросами.
– Ну… Собственно, здесь и говорить не о чем, – быстро сказал портрет, снова насаживая очки на кончик носа. – Девочку сгубила несчастная любовь.
– Вы принимаете меня за идиота? – не выдержал Раймонд и, вскочив с дивана, подошел впритык к живой картине. – Вы и правда думаете, что я поверю, будто Мираж умерла из-за побега жениха? Мне прекрасно известно, насколько она сильна духом, сэр Геллерт, так что не делайте из меня дурака!
Портрет издал еще один тяжелый вздох и почти обреченно спросил:
– Что вы от меня хотите, Раймонд?
– Правды, – тут же выпалил юный лорд, не сводя со старика настойчивого взгляда. – В этом ведь снова замешаны Тринити, верно?
– Тринити? О чем это вы хо…
– Я хочу сказать, что только слепой не заметит такие совпадения, – резко прервал собеседника Раймонд. – Селвин говорил мне, что Ричард Стейнфорд создал шахматы, позволяющие своему владельцу предсказывать действия других людей. Выходит, его дочь сбегает с Актором Певереллом, прихватив Клавис Цезариона. Мираж, как невеста Певерелла, находилась здесь, в этом замке. Она имеет какое-то отношение к оставшимся частям Тринити?
Портрет упрямо поджал губы и непривычно нахмурил брови. Все в его внешнем виде говорило о нежелании поддерживать затронутую тему.
– Сэр Геллерт, прошу вас, ответьте, – уже мягче произнес Раймонд. – Вы знаете, я не отступлю, и вряд ли неведение приведет к чему-то хорошему.
– В этом вы правы, – вынужден был согласиться человек с картины. Он некоторое время помолчал, устало прикрыв глаза, после чего нехотя выдавил из себя: – Тринити, получившее название Цезарион, действительно создали мы втроем: Ричард Стейнфорд, Артемиус Певерелл и ваш покорный слуга. Но вы ведь и так догадались об этом?
– Да, – согласился Раймонд и, поймав вопросительный взгляд сэра Геллерта, пояснил: – За все это время мне удалось узнать о трех Тринити. Самый древний из них называется Душа Основателей, о нем мне рассказал Дамблдор. Его мощь заключена в диадеме Равенкло, которая позволяет получить знания основателей Хогвартса. И как я понял, эти три вещи в свое время активно искал Волдеморт, а когда завладел ими, в каждую пометил часть своей души, превратив Тринити еще и в хоркруксы.
– О хоркруксах мне ничего неизвестно, – проворчал сэр Геллерт, – но в целом все верно. Душа Основателей – первое известное в истории магии Тринити. Думаю, именно Ровена Равенкло изобрела этот обряд.
– Братья Певереллы спустя три столетия восстановили его, не так ли? – спросил Раймонд и продолжил, не дожидаясь ответа. – Возможно, они нашли какие-то записи Равенкло, когда находились в Хогвартсе… И создали Дары Смерти, способные сделать человека бессмертным. Вот почему Волдеморт так хочет заполучить и это Тринити, вот почему ему так нужно мое кольцо.
Раймонд замолчал, погрузившись в свои размышления. Сэр Геллерт ему не мешал, не собираясь нарушать наступившую тишину.
– Этот секрет хранился в роду Певереллов два века, пока…
Раймонд сделал выразительную паузу, давая возможность портрету продолжить фразу за него. Тот помялся, но все же заговорил:
– Пока Артемиус не поделился им с Альбертом Гриндевальдом – молодым и амбициозным волшебником, достаточно тесно связанным с миром магглов, кстати говоря.
– Так это ему пришла в голову идея создать Цезарион? – уточнил Раймонд, возвращаясь к своему месту на диване. – В чем суть этого Тринити?
– Управление людьми, – коротко ответил сэр Геллерт. – Внушение, влияние на сознание и все в таком роде.
– Вы хотите сказать, – севшим голосом произнес Раймонд, – что своими руками создали артефакт, способный превратить всех людей в стадо легко управляемых баранов?
– Раймонд, послушайте… Наше время было иным. Кровопролитные войны, длившиеся десятилетиями. Церковь, преследовавшая нас по пятам. Постоянная борьба за власть, остановить которую мог только человек новой эпохи. И мы хотели сотворить этого человека – мага, способного принести мир в это царство раздора и беспрерывной борьбы.
Портрет замолчал. На столе перед Раймондом начало потрескивать одно из яиц, он опустил взгляд на него, обдумывая слова старика.
– Время, сэр Геллерт, всегда одинаково, – наконец произнес юный лорд, не обращая внимания на то, как второе яйцо стало едва заметно подпрыгивать на лакированной поверхности стола. – Войны, преследования, интриги никуда не денутся. Неужели вы надеялись изменить порядок вещей появлением одного человека, в руки которого собирались вложить судьбы миллионов?
– История знает людей, которые меняли судьбы миллионов и без Тринити.
– Вы хотели сказать: которые их уничтожали, – поправил Раймонд. – Какова вероятность того, что волшебник, наделенный безграничной властью, станет спасителем, а не злодеем?
– Возможно, сейчас эта затея кажется безумной, – признался сэр Геллерт, уставившись куда-то вдаль, будто пытался там разглядеть что-то из своего прошлого, – но тогда мы верили в то, что у нас получится. Мы все были мечтателями, и кто знал, что эти мечты заведут нас так далеко.
Раймонд не сводил глаз с серой скорлупы, покрывшейся частой сеточкой трещин, но мысли его были далеко отсюда. Он подумал, что мечты – это, пожалуй, единственное, что заставляет жизнь вокруг меняться. Если бы основатели Хогвартса не мечтали оставить свои знания потомкам, не было бы сейчас самой известной английской школы магии и Тринити бы тоже не было. Если бы Волдеморт не мечтал превзойти всех людей на свете, первая магическая война не унесла бы жизни тысяч волшебников и Раймонду сейчас не пришлось бы искать хоркруксы. Если бы Мемория не мечтала открыть секрет родовой памяти, она бы не сошла с ума, а если бы Шинглтон не мечтал выбиться в люди, скольких бы заклинаний и изобретений лишился этот мир…
– У меня тоже есть мечта, – тихо произнес Раймонд, но его голос был перебит странным звуком, напоминавшим клекот.
Первый радужный дракон уже появился на свет и теперь не отрывал от юноши своих огромных ярко-желтых глаз.
– Эммм… Раймонд?
Певерелл резко оглянулся и тут же поймал взгляд неуверенного Невилла Лонгботтома. Полноватый парень переминался с ноги на ногу, уже, видимо, жалея, что решился подойти к однокурснику.
– Чего тебе? – не слишком заботясь о вежливости, бросил Раймонд, отчего гриффиндорец окончательно смутился. – Насчет занятий?
– Д-да, – ответил Невилл, взяв себя в руки, – профессор Макгонагалл сказала, чтобы я подошел к тебе за помощью. Понимаешь, к среде надо отработать новые заклинания по чарам, а у меня с этим…
– Ясно, – отрубил Раймонд, мысленно распрощавшись со свободным вечером на сегодня. – У меня после обеда прорицания и зелья, а потом еще самому уроки делать. Я бы мог позаниматься с тобой сейчас, но у тебя ведь травология?
– Ну… Честно говоря, профессор Спраут освободила меня от занятий на две недели, чтобы я мог вести свой проект, – признался Невилл, слегка покраснев. – Обычно я все равно хожу на ее уроки, но в этот раз могу и пропустить.
– Ты уверен? – переспросил Раймонд, чертыхнувшись про себя. – Плохо будет, если из-за чар ты запустишь еще и травологию.
– О, с этим у меня все нормально, не волнуйся! – уверил его гриффиндорец. – Профессор Спраут говорит, что я ее лучший ученик за последние десять лет. То есть я не хвастаюсь… Просто, понимаешь, травология – это единственное, что у меня действительно получается.
Невилл снова смутился и уставился в пол. Раймонд собрал в кулак все свои силы, чтобы сдержать обреченный вздох.
– Понятно… Тогда нам нужен какой-нибудь пустой класс для занятий. Есть что-то на примете?
– Кажется, на третьем этаже был один заброшенный кабинет… – задумчиво сказал Невилл и, воодушевленный согласием Раймонда, направился к лестнице. Тот, отнюдь не светясь энтузиазмом, последовал за ним.
Раймонд много думал о том, зачем Макгонагалл так настойчиво сводит его со своим студентом. И в конце концов сделал единственно возможный вывод: этого хотел Дамблдор. Юноша ни капли не верил в то, что причиной подобных «отработок» и правда была низкая успеваемость Лонгботтома; директор явно преследовал скрытые цели. Но вот какие? Зачем так упрямо пытаться сблизить совершенно разных людей? Очевидно, ответ на этот вопрос крылся в самом Невилле... Дамблдор хочет чего-то добиться от него и, судя по всему, собирается это сделать с помощью Раймонда.
– Кажется, это здесь, – неуверенно объявил гриффиндорец, остановившись напротив самой обычной двери. Затем он осторожно приоткрыл ее и, заглянув внутрь, добавил: – Да, точно здесь. Никого нет.
– Ну, так заходи, – нетерпеливо сказал Раймонд и, когда покрасневший Лонгботтом зашел в класс, тоже заглянул внутрь.
Кабинет был самым что ни на есть обыкновенным, довольно просторным и полупустым. У одной стены, рядом с доской, стоял большой стол, покрытый толстым слоем пыли; вдоль другой покоилось несколько парт и стульев со сломанными ножками или спинками. Все здесь говорило о том, что класс действительно был заброшен и теперь служил складом для никому не нужных или требующих ремонта вещей.
– Подойдет, – вынес вердикт Раймонд, закрывая за собой дверь. – Только надо бы прибраться, от пыли дышать невозможно.
Недолго думая, он достал волшебную палочку и широко ей взмахнул, будто рисовал невидимую спираль. По кабинету тут же пронеслась волна свежего воздуха, сдувая всю накопившуюся грязь и затхлость. Невилл, глядя на то, как легко его однокурсник орудует палочкой, лишь восхищенно распахнул глаза и уставился на него, как на восьмое чудо света.
– Ух ты! Ты, наверное, часто используешь бытовую магию!
– Эммм… Да не очень, – признался Раймонд, немного растерявшись от подобного вопроса.
– Я бы хотел так же легко колдовать, но знаю, что ничего не выйдет, – признался Невилл, присаживаясь на один из покосившихся стульев. Тот в ответ опасно накренился. – Бабушка говорит, что я непутевый.
Словно подтверждая слова Невилла, раздался звучный треск, и парень полетел на пол вслед за предсказуемо сломавшимся стулом. Раймонд закатил глаза и нехотя подал руку окончательно смутившемуся гриффиндорцу.
– С этим не поспоришь, – безжалостно согласился Раймонд, помогая Невиллу подняться на ноги. – Ты боишься разочаровать свою бабушку?
Вопрос в лоб застал Лонгботтома врасплох, и он судорожно кивнул. Раймонд физически ощутил неуверенность, которая исходила от юноши. Это чувство тяжелым грузом тянуло за душу, заставляя вжимать голову в плечи и нервно покусывать губу. Гигантским усилием воли Певерелл отогнал от себя наваждение, выпрямляясь и сгоняя с лица загнанное выражение.
– Не то чтобы она многого от меня ждала… – сказал Невилл, и, судя по голосу, это признание далось ему нелегко. – Бабушка говорит, что из-за своей дырявой памяти я путаю все заклинания, а из-за неуклюжести у меня не получаются точные движения палочкой.
«В результате постоянные неудачи приводят к потере веры в себя, а появившаяся неуверенность к новым неудачам», – продолжил про себя Раймонд безрадостную картину.
– Если ты это знаешь, то почему продолжаешь так стараться?
– Ну… – протянул Невилл. – Наверное, потому что мои родители были сильными волшебниками, и я мог бы…
Договаривать Невилл не стал, да этого и не требовалось. Раймонд и так ощутил всю боль неловкого мальчишки, его отчаянное стремление прыгнуть выше своей головы. Что он мог сделать для него? Чего хочет от него Дамблдор? Этот вопрос не давал Раймонду покоя и сбивал с толку.
– Так что за заклинание тебе надо отработать? – наконец спросил Раймонд без тени увлеченности. – Кажется, в последний раз Флитвик давал чары вечного приклеивания.
– Да, их, – интенсивно закивал Невилл, радуясь тому, что однокурсник перевел тему. – Но… у меня и обычное приклеивание не получается…
– Ясно, – сказал Раймонд, устраиваясь на один из стульев покрепче. – У тебя есть ненужный пергамент?
– Д-да, кажется, – немного растерялся Невилл, но тут же полез в сумку и, порывшись там пару минут, вытащил кусок мятой бумаги. – Подойдет?
– Порви пополам, – вместо ответа велел Раймонд, и, когда Невилл выполнил его указание, продолжил: – А теперь попытайся склеить его чарами. Помнишь, как звучит заклинание?
– Агглютум?
– Ну, почти, – протянул Раймонд, подумав про себя, что сейчас занимается самым бесполезным делом на свете. – Агглутиум. Надо ставить ударение на второй слог и чуть тянуть гласные: агглу-у-утиум. Понятно?
Невилл нервно кивнул и сжал волшебную палочку так крепко, что Раймонд испугался за ее сохранность. В глазах гриффиндорца унылая обреченность причудливым образом смешалась с отчаянной решимостью. Честно говоря, от этого взгляда мурашки бежали по коже: у Раймонда возникло ощущение, что перед ним стоит смертник, готовый в следующую секунду выкрикнуть заклятье массового уничтожения.
– Аг-глутиум!!! – заорал Невилл изо всех сил, но из его палочки вместо синего луча вырвались лишь голубые искры. Он судорожно вздохнул и оглянулся на Раймонда.
– Ты сам понял свою ошибку. Пробуй до тех пор, пока не получится.
Невилл снова неуверенно повернулся к порванному пергаменту и дрожащей рукой поднял волшебную палочку.
В следующие полчаса у Раймонда было достаточно времени для размышлений. Он все еще пытался понять, чего Дамблдор хотел добиться этими странными занятиями, но каждый раз оказывался в тупике. Глядя на то, как Невилл без всякой надежды продолжает упрямо выкрикивать заклинание, Раймонд ощутил нечто вроде сочувствия или даже жалости. Он никогда не задумывался о том, как легко ему дается магия – она была его частью, без которой он не мог себя представить. А что бы он делал, если б однажды все способности, полученные им от обряда Поттера, пропали? Исчезли бы все знания, накопленные семью незаурядными магами, стерлись бы все их навыки и таланты? Что тогда? Смог бы он, как Невилл Лонгботтом, не имея никаких шансов стать выдающимся волшебником, вот так стоять и неустанно повторять одно и то же заклинание? Смог бы он не разочароваться в самом себе?
– Агглутум!
Как и следовало ожидать, Невилл потерпел очередную неудачу. Его лицо покрывали капельки пота, а голос немного охрип от постоянных криков. Раймонд посмотрел на его правую руку: она немного дрожала, но все так же судорожно сжимала волшебную палочку.
– Невилл, а с тобой кто-нибудь еще занимается?
– А? – От неожиданного вопроса гриффиндорец растерялся и замер с поднятой палочкой в руке.
– Я имею в виду дополнительно, – пояснил Раймонд. – Профессор Макгонагалл или директор просили кого-нибудь кроме меня заниматься с тобой?
– Нет, – задумавшись на секунду, ответил Невилл. – Я только посещаю занятия, как и все студенты.
– И тебе совсем никто не помогает?
– Ну… Пожалуй, Гермиона мне очень помогает, – признался Невилл. – Без нее я бы не дожил до шестого курса, а взорвался где-нибудь в подземельях Снейпа вместе со своим котлом.
Невилл смущенно улыбнулся, убрав прилипшую ко лбу челку. Раймонд почувствовал что-то вроде волны тепла, исходящей от парня, когда тот заговорил о Гермионе. Похоже, он и правда благодарен ей за помощь.
– Но ведь ваш декан не просила об этом Гермиону? – продолжал допытываться Раймонд. Он и сам не понимал, почему пристал с подобными вопросами, но наблюдать за безуспешными попытками Невилла создать элементарные чары больше не было сил.
– Нет, наверное. Гермиона сама рада помочь. Она никому не откажет, если попросить ее объяснить новый материал, а не списать домашку. Только к ней мало кто подходит…
Раймонд кивнул. Он понимал, в чем дело: никому из ребят не нравилась дотошность Гермионы, а ее менторские замашки мог терпеть разве что Невилл. Однако стараний гриффинорки, как видно, было недостаточно… Так почему же именно он, Раймонд, теперь выбран на эту роль?
Дамблдор считал его особенным, но что директор, по сути, знал о Раймонде Певерелле? Выдающийся ученик – это хорошо, но недостаточно для того, чтобы обращать на него такое пристальное внимание. Студент особого факультета – статус, который говорит о неординарности и заставляет задуматься, но не более. Потомок Певереллов и хозяин камня Воскрешения – поводы намного более значимые, но вряд ли имеющие отношение к Невиллу Лонгботтому. Директор заметил что-то другое, о чем не догадывается сам Раймонд?
Раймонд перевел взгляд на Невилла и его снова захлестнули эмоции. Обеспокоенность, признание собственной слабости и в то же время твердое решение бороться до самого конца, пусть даже это и не принесет никаких результатов. Но он не простит себе, если сейчас опустит руки, он должен продолжать пытаться вырваться из этого замкнутого круга. Постойте-ка… Он? Но это не его чувства, это чувства сидящего напротив Невилла!
– Невилл, – протянул Раймонд, не сводя взгляда со своего ровесника, – попробуй еще раз.
– Хорошо, – произнес полноватый парень, вставая со своего места и вновь поднимая палочку.
Раймонд сконцентрировался на своих эмоциях. Он даже прикрыл глаза, чтобы было легче сосредоточиться. Все это напоминало сны, когда он становился лордом Волдемортом и его сознание растворялось в чужих мыслях и чувствах. Теперь, по своим ощущениям, он будто стал Невиллом Лонгботтомом – нерешительным, неловким, но упрямым гриффиндорцем. А потом Раймонд сделал то же, что и в своем видении: позвал самого себя. Все то, что было его неотъемлемой частью и чего так недоставало Невиллу: решительность, уверенность в себе и в своих поступках, внимание к деталям – все это стало заполнять его и распространяться вокруг, пока полностью не вытеснило прежние чувства.
– Агглу-у-утиум!
Синий луч вырвался из палочки Невилла, и два клочка бумаги склеились, как будто всегда были единым целым. Запыхавшийся гриффиндорец неверяще смотрел на кусок пергамента, не в силах что-то сказать.
– Получилось, – наконец произнес Невилл шепотом, словно боялся спугнуть удачу. – Раймонд, у меня получилось!
– Да, – подтвердил Раймонд, который был в еще большем смятении, чем Лонгботтом.
– Это было здорово, я никогда такого не чувствовал! – поделился Невилл, которого теперь будто прорвало. – Словно магия переполняла меня! И я был уверен, абсолютно уверен, что у меня получится! Знаешь, как будто я это уже делал сто раз, хотя раньше у меня никогда не получалось это заклинание.
– Да, поздравляю, – выдавил из себя Раймонд, все еще не пришедший в себя. – Надеюсь, ты запомнил эти ощущения?
– Еще бы! – радостно воскликнул Невилл, проведя ладонью по мокрому от пота лицу. – Такого не забудешь!
– Вот и прекрасно, – подвел итог Раймонд, вставая со своего места. Сейчас ему надо было побыть одному, и он собирался сослаться на скорый обед, чтобы как можно быстрее покинуть этот заброшенный класс. – Это было совсем простое заклинание, тебе еще надо будет освоить чары вечного приклеивания. Справишься?
– Думаю, да, – сказал Невилл, и теперь его голос и правда звучал увереннее. – Я просто буду вспоминать этот момент и представлю, что уже делал это.
– Здорово, – рассеянно пробормотал Раймонд, направляясь к двери, – только не перетрудись.
Как он мог раньше этого не замечать? Ведь чувствовал это, когда Малфой прочел письмо о смерти отца, – ему стало так плохо, как никогда в жизни. Ощущал, оставаясь наедине с Гермионой, а потому избегал ее – хотя нет, не ее, а окутавшего девушку кокона одиночества и отчужденности. Знал на уроках Снейпа, заглядывая в лицо зельевара и не находя в нем той ненависти, которую тот хотел всем продемонстрировать. Почему же раньше он не обращал внимания на все это?
– Раймонд!
Юноша оглянулся и непонимающе уставился на счастливо улыбающегося Невилла, который все еще сжимал в правой руке волшебную палочку, а в левой бережно держал заколдованный им пергамент, как самое ценное в мире сокровище.
– Спасибо.
Раймонд кивнул и вышел из класса. Ему понадобилось десять минут, чтобы понять, что он не хочет есть и уж тем более не желает идти в Большой зал, переполненный шумными студентами. И еще через десять минут он направился к лестнице, ведущей в библиотеку.
Эмпатия, как и большинство других магических способностей, могла быть приобретена тремя способами. Во-первых, с помощью редких и дорогих артефактов, которыми Раймонд уж точно не владел. Во-вторых, долгими тренировками в легилименции, пугающей Раймонда уже одним своим названием. И наконец, существовали природные легилименты, которые не обучались этой сложной науке, но при этом могли с легкостью проникать в чужое сознание и даже влиять на него. Таких магов называли интуитами – выдающимися волшебниками, с рождения способными на такое, что другим и не снилось.
Раймонд сидел в окружении десяти талмудов по теории магии и думал. Дамблдор действительно мог принять его за интуита, учитывая, как необдуманно он вел себя на занятиях. Взять хотя бы урок зельеварения, когда Снейп заставил их готовить противоядие… Но действительно ли он обладал такими феноменальными способностями? Как ни крути, знание легилименции, скорее всего, пришло к нему от одного из его создателей – возможно, даже от самого Волдеморта. Вопрос в другом: какую выгоду собирается из этого извлечь Дамблдор?.. Вероятно, теперь он уверится в том, что Раймонд самый что ни на есть настоящий интуит и будет всячески способствовать его дальнейшему сближению с Невиллом. Но чем так заинтересовал директора Лонгботтом?
– Привет, – раздалось откуда-то сбоку, и из-за стеллажа вышел Майк, держащий в руках стопку научных журналов. – Не возражаешь?
Раймонд кивнул, несколько удивленный вопросом немца. Тот обычно без спроса садился рядом, занимая всех вокруг своей веселой болтовней. Потом Раймонд вспомнил, что не общался с ним с того самого субботнего утра, когда речь зашла о семье, и молчание, которое обычно сопровождала их работу бок о бок, вдруг показалось ужасно неловким.
– Помнишь, ты недавно спрашивал меня об отце? – неожиданно спросил Майк, поднимая взгляд от одного из своих журналов.
Раймонд лишь молча кивнул, наблюдая за тем, как Майк легко взмахнул волшебной палочкой и воздух вокруг их столика как будто сгустился. Нечто подобное происходило, когда с ним в Больничном крыле разговаривали Скримджер и Робардс.
– Он Пожиратель смерти.
– Зачем ты говоришь мне об этом? – сказал Раймонд, устало откидываясь на спинку стула. – Я не тот человек, который сует нос в чужие дела и не хочу, чтобы…
– Знаю, – прервал его Майк. – Именно поэтому ты единственный, кому я это рассказал. Понимаешь?
– Не совсем, – признался Раймонд, а затем неожиданно улыбнулся. – Но мне кажется, есть своя прелесть в общении с человеком, от которого ты ничего не скрываешь.
Майк не нашелся, чем ответить на подобное заявление, но зато заметно расслабился и привычно широко улыбнулся.
– А я недавно узнал, что являюсь стихийным легилиментом.
– Теперь понятно, почему вы со Снейпом так любите в гляделки играть, – усмехнулся Майк и откинулся назад, беря пример с Раймонда.
– Он что, тоже легилимент?
– Шутишь? У него это на лбу написано!
– И он может узнать, что я не студент Дурмстранга?
– А ты не студент?
– Неа, – замотал головой Раймонд, – я вообще не совсем Певерелл.
– Не совсем – это как?
– Ну, во мне как бы скрыты воспоминания и навыки семи магов из будущего, каждый из которых является потомком Певереллов.
– Раймонд. – Лицо Майка опять приобрело серьезное выражение, и немец, опираясь на стол, наклонился к однокурснику. – Пообещай мне одну вещь.
Раймонд тоже подался вперед, терпеливо ожидая, что же ему скажут.
– Пообещай, что больше никогда не будешь читать «Придиру», которую тебе дает Полумна.
Продолжение следует...
ГЛАВА 38
Шахматы – энциклопедия судьбоносных ситуаций, способов действия и их возможных последствий.
Драко с самого утра был на ногах, что крайне редко случалось по воскресеньям. Но в этот раз у него появилась веская причина вскочить пораньше – он раздавал указания. Гоблины, буквально заполонившие дом на площади Гриммо, беспрекословно ему подчинялись, реставрируя стены и меняя паркет. Только Крахорм, серокожий гоблин-прораб в кожаном шлеме, позволял себе иногда спорить с Малфоем, давая весьма дельные советы по обустройству особняка. Драко казалось, что Крахорм переступает через себя, объясняя прописные истины человеку, ничего не смыслящему в строительстве, однако внешне гоблин никак не проявлял своего неуважения: его поклоны оставались такими же низкими, а хриплый голос невыразительным.
Вчерашний день Драко потратил на осмотр дома, знакомство с престарелым домовиком Кричером и обсуждение проведенных и предстоящих работ с Крахормом. Все эти действия разбавлялись проклятьями в сторону Раймонда Певерелла, который порталом отправил его сюда без всякого предупреждения и, по-видимому, не собирался присоединяться. Впрочем, слизеринец рад был выбраться из стен Хогвартса даже таким странным способом. К счастью, многие комнаты его будущего дома уже были приведены в порядок и оказались пригодными для жилья, что позволило Драко остаться здесь на ночь, не испытывая никакого дискомфорта. Просторный холл, без сомнения обработанный чарами Незримого расширения, так сиял новизной, что даже выложенный причудливым узором пол отражал свет огромной люстры, будто был сделан не из камня, а из сверкающего стекла. Из коридора, ведущего в гостиную, исчезли портреты давно почивших Блэков и вместо них друг напротив друга красовались высокие зеркала, перемежающиеся витиеватыми бра в виде лилий. Те же золотистые узоры лилий можно было увидеть в гостиной на обоях из зеленого шелка. Разглядывая тонкие контуры цветка, входящего в герб Малфоев, Драко не знал, как воспринимать его присутствие в этом доме – как неуклюжее утешение или злую насмешку человеку, который собирался сменить свой род.
– Как прикажете оформить хозяйскую спальню? – задал очередной вопрос Крахорм, входя в комнату вслед за юношей. – Если пожелаете, мы можем сделать точную копию ваших покоев в Малфой-мэноре.
читать дальшеДрако огляделся. Сегодня он спал в комнате для гостей, но пора было подумать и о своей собственной спальне. Сейчас это было абсолютно пустое помещение с нишей для кровати и старым камином с противоположной стороны.
– Нет, не надо, – чуть помедлив, отмел предложение гоблина Драко. – Как ни старайся, этот дом не превратить в поместье Малфоев. Не стоит и пытаться.
Гоблин никак не отреагировал на слова юноши и продолжил стоять в дверях в ожидании дальнейших указаний.
– Мне нравится этот камин, – заметил Драко, подойдя к металлической решетке, изображающей драконов. Их хитросплетение и впрямь было искусной работой, разве что несколько потрепанной временем и небрежным обращением: прутья в нескольких местах погнулись, а каменная кладка на портале раскрошилась. – Вы можете его отреставрировать?
– Разумеется, – ответил Крахорм, слегка дернув правым ухом, как будто его только что оскорбили подобным вопросом. – Что-нибудь еще?
– Напротив камина диван и журнальный столик, – распорядился Малфой, окидывая взглядом комнату. – В нише кровать.
– Позвольте спросить, из какого материала?
– Не светлого, – сказал Драко и задумчиво склонил голову набок. – Вы можете что-нибудь посоветовать?
– Как насчет эбенового дерева? – предложил гоблин, все так же стоя в дверях. – Хорошо восстанавливает после магического истощения и оберегает от кошмаров – прекрасный вариант для спальни.
– Хорошо.
– Но я бы советовал использовать вставки из молочного дуба и светлый текстиль, иначе комната будет выглядеть слишком мрачно.
– Хорошо, – снова повторил Драко, выглядывая в окно: скучный серый Лондон показался снаружи. – Бежевые шторы и такой же ковер с длинным ворсом. И ради Мерлина, наложите магическую иллюзию на окна!
– С видом на Уилтшир?
– Нет, – решительно ответил Драко, всматриваясь в пасмурное лондонское небо, – не Уилтшир.
– Тогда что?
– Что угодно, только не Уилтшир! – прикрикнул Малфой, разворачиваясь на каблуках. На сером лице Крахорма не отразилось и тени испуга.
– Как насчет вида на Азкабан? – донесся из коридора знакомый голос. Гоблин поторопился покинуть комнату, и туда вошли двое – Раймонд Певерелл и высокий мужчина с очень светлыми волосами, зачесанными назад.
– Все шутишь, Певерелл? – еле сдерживая свой гнев, почти прошипел Малфой.
– Вовсе нет, на Азкабане и правда потрясающие пейзажи, – сказал Раймонд, тоже подходя к окну. – Тебе стоит там как-нибудь побывать.
– Только после тебя, – скрипнул зубами Драко, и на этом его терпение лопнуло. – Какого черта, Певерелл! Ты впихнул мне в руки портал, хотя я еще не дал своего согласия на обряд, и заявился следом спустя сутки! Ты в курсе, что в Хогвартсе отслеживаются перемещения с помощью порталов?
– Не переживай из-за этого, – сказал Раймонд, поднимая обе руки в примирительном жесте. – Дамблдор сам дал мне этот портал, чтобы я переместился на площадь Гриммо. Ведь он считает, что я готовлюсь возглавить род Блэков и всячески это поощряет.
– Ты? Впрочем, неважно… – пресек сам себя Малфой уже гораздо более спокойным тоном. – Гораздо интереснее, как ты сам оказался здесь.
– У меня есть свой портал на кровной защите, его нельзя отследить, – вкратце поделился Раймонд и как можно быстрее перевел разговор в другое русло. – Думаю, ты будешь рад услышать, что мистер Шинглтон-Малфой готов прямо сейчас дать Непреложный обет, о котором мы говорили.
– Мистер Шинглтон-Малфой? – растягивая гласные, повторил слизеринец и с ненавистью уставился на высокого блондина. – Конечно же, я безмерно рад.
– Ваш сарказм объясним, Драко, но несколько неуместен, – холодно прозвучало в ответ. Невозмутимости новоиспеченного лорда Малфоя мог позавидовать сам Люциус, если бы, конечно, был еще жив.
– Не смейте называть меня по имени!
– Прошу прощения, – все так же бесстрастно ответил мужчина, – но я сделал это лишь потому, что не знаю, по какой фамилии к вам обращаться. Так вы решились возглавить род Блэков или все же испугались ответственности, которая ляжет на вас в этом случае?
– Да как вы смеете говорить, что я испугался!
– Значит, нет? – уточнил Гаспар и удовлетворенно кивнул. – Что ж, тогда я счастлив помочь вам и сделать все, что в моих силах.
– Ты! Проклятый баст…
– Достаточно! – перебил однокурсника Раймонд и, дождавшись тишины, продолжил: – Я понимаю, что о дружбе здесь не может быть и речи, но как насчет сотрудничества? Каждый из нас преследует свои цели в этом союзе, и почему бы сейчас не забыть об эмоциях, положившись на то, что подсказывает голос разума?
Драко, которому была адресована эта речь, стоял, поджав губы и сжав кулаки, и не проронил в ответ ни слова.
– У тебя было достаточно времени обдумать мое предложение, – снова обратился к слизеринцу Раймонд. – Так ты даешь свое согласие на вступление в род Блэков?
– Я хочу знать, – медленно начал Драко, взвешивая каждое слово, – в каком состоянии находятся счета Блэков.
– Это легко. Кричер! – позвал Раймонд и приказал старому эльфу, с громким хлопком появившемуся перед ним: – Принеси мне ту большую шкатулку, с гербом Блэков на крышке.
Домовик молча поклонился и исчез, а через секунду перед Драко лежали выписки из «Гринготтса», которые Раймонд достал из принесенного Кричером ларца.
– Все в порядке?
– Если не считать того, что я теперь немногим богаче Уизли, – скривив губы, ответил Драко. – Почти все деньги ушли на восстановление особняка.
– Что поделать, теперь тебе надо заботиться о доходе семьи, – пожал плечами Раймонд, доставая из той же шкатулки довольно толстую книгу в кожаном переплете. – Денег хватит на первое время, но тебе уже следует задуматься о предстоящих заработках. Можешь даже вложиться в какое-нибудь дело, твое текущее состояние это позволяет.
– Разберусь, – бросил Драко, но теперь его голос звучал скорее задумчиво, чем зло. – Еще я хочу, чтобы Непреложный обет об обязательстве принять меня или моего сына в род Малфоев был дан сейчас, перед обрядом.
Раймонд лишь вопросительно посмотрел на Гаспара.
– Так и было условлено, – кивнул мужчина, наблюдающий за Драко из-под полуопущенных век.
– И последнее, – произнес Драко, обращаясь прежде всего к Певереллу. – Если он узнает о том, что я стал Блэком…
– Я подумал об этом, – понимающе сказал Раймонд и открыл книгу, которую до этого держал в руках. – Я бы тоже не хотел афишировать твое принятие в род Блэков. По личным причинам. Но, к счастью, в здешней библиотеке мне удалось найти лазейку, позволяющую избежать обращения в Визенгамот. Для этого требуется присутствие двух поручителей – глав волшебных родов. С ними обряд принятия в род будет считаться действительным, но твое имя во всех документах останется прежним до тех пор, пока ты сам не заявишь о том, что стал Блэком.
С этими словами Раймонд протянул Драко раскрытую книгу и замер в ожидании ответа. Некоторое время Малфой молча читал убористый текст, а затем поднял удивленный взгляд на собеседника.
– Закон 1644 года? Ты серьезно?
– Абсолютно, – уверенно ответил Раймонд; в его голосе и впрямь не было сомнения. – С точки зрения магии не нужны даже поручители – достаточно просто надеть кольцо на безымянный палец левый руки и объявить себя главой рода. Если родовое кольцо, будучи мощным артефактом, примет тебя, ничего больше и не надо. Но есть еще и юридическая сторона, а следуя ей, каждый волшебник, вступающий в род, должен обратиться в Визенгамот, дабы его новое имя отразилось во всех документах, включая «Природную знать».
– Именно таким способом, например, шел я, – вставил Шинглтон, подтверждая слова Раймонда. – В этом случае не удается избежать широкой огласки. Однако если бы я проигнорировал Визенгамот, то нарушил бы закон, а минимальное наказание за это – штраф в размере, с трудом покрываемом даже состоянием Малфоев.
– Верно, – снова взял слово Раймонд и указал на книгу. – Но закон 1644 года, о котором все давно забыли, позволяет пойти другим путем. Человек, вступающий в род в присутствии двух поручителей, формально уже не скрывает свое новое имя от общественности. Если твой секрет раскроется, тебя не смогут отдать под суд.
– Надо думать, от суда меня спасете именно вы? – скептически спросил Драко, оглядывая гостей.
– Кто же еще? – с улыбкой подтвердил его догадку Раймонд, доставая из ларца коробочку с родовым перстнем Блэков. – Если ты, конечно, позволишь лорду Малфою и лорду Певереллу стать твоими поручителями.
Драко с прищуром посмотрел на обоих и после недолгих размышлений согласно кивнул.
– Что ж, тогда не будем терять время, – сделал вывод Гаспар Шинглтон и протянул руку, готовый произнести слова клятвы.
***
В обновленном холле дома на площади Гриммо портрет Вальбурги Блэк был спрятан за потайной дверцей, имитирующей зеркало в золотой раме. Если бы Раймонд не знал, где раньше висела картина, то никогда бы не догадался, что сварливая старуха и сейчас занимает это место. Решение гоблинов с зеркалом-дверью показалось Раймонду весьма удобным – теперь можно было не опасаться того, что портьеры раскроются в самый неподходящий момент и коридор огласится потоком однообразной брани.
– Миссис Блэк?
– Кто посмел?.. – начала было Вальбурга, но, поморгав подслеповатыми глазками, быстро сменила гнев на милость. – Ах, это вы, Раймонд! Я уж подумала, что один из этих грязных гоблинов, снующих по всему дому, вдруг решил разбудить меня.
– Нет, мэм, они бы не посмели, – заверил ее Раймонд, присаживаясь на изящную банкетку, сменившую хромоногий стул. – Потерпите еще немного, скоро ремонтные работы будут окончены и в доме воцарится покой. Теперь у рода Блэк появился глава.
– Мальчик Драко уже совершил ритуал? – с нетерпением в голосе спросила Вальбурга. Ее глаза загорелись сумасшедшим огнем, а губы растянулись в пугающей улыбке.
– Да, мы только закончили, – ответил Раймонд, неуютно поежившись под пристальным взглядом старухи. – Сейчас он отдыхает, обряд отнял у него много сил. Но вы можете быть спокойны – все прошло прекрасно.
– Слава Мерлину! – вознесла хвалу Вальбурга и в следующую секунду пристально посмотрела на Раймонда. – Надо думать, теперь вы ждете ответов на свои вопросы.
– Как мы и договаривались.
– Блэки всегда выполняют свои обещания, – гордо промолвил портрет, не сводя глаз с Певерелла. – Не знаю, что вас так заинтересовало в хоркруксах, но я и правда одна из немногих, кто знает их секрет.
– В чем же он заключается, миссис Блэк? – спросил Раймонд, подавшись вперед. – Признаться, я слишком долго ждал этого рассказа, и мое терпение на исходе.
– Понимаю-понимаю, но ваше ожидание оправдано, – проговорила Вальбурга, как будто специально оттягивая момент откровения. Раймонду лишь оставалось молча ждать, когда же старуха соизволит приоткрыть завесу тайны. – Дело в том, что вопреки заверениям некоторых волшебников хоркрукс невозможно уничтожить.
Раймонд молчал. Мысль, только что высказанная Вальбургой Блэк, не укладывалась у него в голове.
– Вы хотите сказать, что человек, создавший хоркрукс, действительно бессмертен?
– Нет-нет, я сказала, что хоркрукс нельзя уничтожить, но это не значит, что невозможно победить мага с хоркруксом, – возразила старуха, поправив свой черный чепец. – Мой сын Регулус хотел избавиться от хоркрукса Темного Лорда. Я узнала об этом уже после его смерти, когда Кричер принес в этот дом медальон Слизерина. Я видела, как домовик пытался разрушить хоркрукс – разумеется, безуспешно, ведь ему не хватало для этого магической мощи. Я знаю лишь два средства, способные разрушить подобную вещь, – это яд василиска и Адское пламя.
– То есть разрушительная магия, мощность которой превышает восемьдесят каннетов, – задумчиво произнес Раймонд, пытаясь собрать воедино все кусочки мозаики. Он вспомнил, как трудно было найти пропитку для его волшебной палочки; вспомнил, как выбирал между слезами феникса, кровью единорога и ядом василиска. Из них только последний несет в себе магию разрушения, почти равную заклинанию Адского пламени. – Что ж, это вполне логично. Но получается, что хоркрукс все же можно уничтожить.
– Разрушить, Раймонд, разрушить! – вновь поправила его Вальбурга. – Это лишь освободит заключенную в нем магическую энергию – настолько темную и пугающую, что мне страшно представить последствия этого освобождения.
– Постойте, я не понимаю…
– Ох, Раймонд, я была лучшего мнения о вас, – покачала головой старая женщина, но все же снизошла до объяснения: – Вспомните фундаментальный закон сохранения магии. Что происходит после смерти волшебника?
В голове Раймонда снова проснулись воспоминания. Кабинет защиты от Темных искусств. Селвин посреди класса в окружении шестикурсников. И его слова, повисшие в воздухе: «Любой уважающий себя наследник рода должен знать, что магия не терпит пустоты. Что происходит, когда волшебник умирает?»
– Ну конечно! – воскликнул Раймонд, хлопнув ладонью по лбу. – Если магия не может раствориться в пространстве, то она сливается либо с магией ближайшего родственника, либо с магией победителя. Но ведь суть хоркрукса в том, что он отделен даже от души своего хозяина! После разрушения оболочки он не может найти себе пристанище, верно?
– Да, – согласно кивнула Вальбурга, – не может из-за сути обряда, с помощью которого он был создан. Есть только одно исключение – тот случай, когда хоркруксом делают живое существо. Это очень опасно не только потому, что их сознания объединяются, создавая неделимую сущность. Но кроме этого, помещая кусочек своей души в животное или в другого человека, маг жертвует защитой хоркрукса – теперь его можно будет уничтожить и без помощи мощных разрушительных чар, достаточно просто убить носителя хоркрукса.
На несколько минут холл погрузился в тишину. Раймонд судорожно обдумывал полученную информацию, пытаясь понять, какую пользу может вынести из нее. Не оставалось сомнений, что Волдеморт поместил в его тело хоркрукс – видимо, это наследство от Гарри Поттера, которым он был до совершенного обряда. Том, как выразился сам Поттер, паразитирует в его душе, пытаясь полностью завладеть сознанием Раймонда. Со смертью Раймонда умрет и Том, но можно ли избавиться от хоркрукса и при этом остаться в живых?
– А что произойдет, если все же разрушить хоркрукс? – спросил юноша, вновь поднимая взгляд на портрет. – Его магия чужеродна этому миру – слишком темна и самобытна. Найти пристанище за счет своей природы она тоже не может. Так что ей остается?
– А вот это, Раймонд, и есть тот секрет, который я хранила долгие годы, – призналась Вальбурга страшным шепотом. – Вырвавшийся на свободу хоркрукс уничтожит этот мир.
Холл снова окутала минутная тишина.
– Простите, что?
– Мои слова звучат слишком пафосно, не так ли? – усмехнулась старуха. – Я, конечно, слегка преувеличила. Он уничтожит мир в том виде, каким мы его знаем. Будь здесь Орион, он бы подсказал умное словечко, чтобы объяснить этот эффект: что-то вроде магического коллапса или чего-то подобного – я не буду даже пытаться подобрать подходящий термин. Но магия хоркрукса – злая, полная ненависти, мечтающая уничтожить все на своем пути – будет желать силы. И поверьте, Раймонд, ее жажда силы беспредельна. Она высосет магию из этого мира быстрее, чем вы успеете понять, что происходит. Но тогда уже все будет кончено.
– Но вы сказали, – хриплым от волнения голосом произнес Раймонд, – что можно победить волшебника, создавшего хоркрукс. Как же это сделать, если уничтожить сам хоркрукс невозможно?
– Верно. Сначала надо лишить его этого хоркрукса и вернуть в прежнее состояние, – степенно ответила Вальбурга, складывая руки в замок. – Хоть суть хоркрукса и в обособленности, он всегда будет стремиться к большей части души мага. Поэтому создав хоркрукс, волшебник прячет его вдалеке от себя, избегая обратного слияния. Вот почему некоторые рискуют, используя для этого живое существо. Ведь, обладая собственным сознанием, хоркрукс уже не испытывает потребности в объединении; его можно держать рядом с собой, защищая, когда это потребуется.
Все правильно, подумал Раймонд, здесь приходится выбирать: защищенный хоркрукс вдалеке, где ты не можешь его контролировать, или слабый вблизи, под постоянным присмотром. Странно то, что Волдеморт, сделав вместилищем своей души Гарри Поттера, постоянно пытался его убить. Что ж, вывод тут может быть только один: Темный Лорд не знает о том, что в Поттере находился его хоркрукс. Можно ли это использовать в своих целях? Получится ли у него одурачить одного из самых сильных магов современности?
– О чем вы задумались, Раймонд? – поинтересовалась Вальбурга, заставляя юношу вынырнуть из своих размышлений. – Уж не намерены ли вы создать собственный хоркрукс?
– Вы думаете, я способен на это? – спросил Певерелл, у которого даже от мысли о подобном ритуале мурашки бежали по коже. – Разве для его создания не требуется убить человека?
– Это лишь одно из условий. Жертва крови, – пояснила Вальбурга, кривя рот в отвратительной хищной улыбке. – Оно кажется вам таким трудным?
– Дело не в трудности…
– Так в чем же? – жадно продолжала свои расспросы старуха. – Думаете, какое-то отребье больше достойно жизни, чем вы? Что мразью, заслуживающей лишь валяться у ног благородных, нельзя пожертвовать ради великой цели?
– Миссис Блэк… – одними губами прошептал Раймонд, пораженный внезапной догадкой. – Только не говорите мне, что этот портрет – ваш хоркрукс…
Старуха с картины гадко улыбнулась на слова молодого человека, ее глаза вновь засияли сумасшедшим огнем.
– Вы сразу поняли, что этот портрет необычен, не так ли? – довольно произнесла она, облизывая тонкие губы. – Не знали, в чем дело, но все же чувствовали, верно?
– П-пожалуй, – признался Раймонд, не сумев сдержать дрожи в голосе. – Но зачем? Кого же вы?..
– Своего мужа! – призналась Вальбурга с какой-то особой яростью. Раймонд с отвращением наблюдал, как из правого уголка ее рта стекает слюна, будто у бешеной собаки. – Это он! Это Орион виноват в смерти Регулуса! Он не остановил его в тот день, забив мальчику голову всякой дрянью об искуплении! Проклятая тварь! Мерзавец! Убийца моего ребенка!
Раймонд обхватил голову руками и зажмурился, не желая слышать этих безумных криков и видеть бешено вращающихся глаз. Сумасшествие преследовало его повсюду – сначала Мемория Этерн, запутавшаяся в своих экспериментах и в самой себе, теперь Вальбурга Блэк, обезумевшая от горя и убившая собственного мужа. А ведь верно, Регулус и Орион погибли в один год, последнему едва исполнилось пятьдесят лет – удивительно малый срок для волшебника. Видимо, Вальбурга и правда слепо любила своего младшего сына, раз из-за его смерти повредилась в рассудке и подняла руку на собственного супруга. Что же произошло между ними? Нет, он не хочет этого знать! Случайная фраза, жест или просто больные фантазии женщины – что угодно могло привести к этому трагическому концу. Но что пугало Раймонда больше всего – она не просто убила, а совершила обряд создания хоркрукса. Она создала этот портрет, призванный спустя годы наблюдать за тем, как пустеет и гниет изнутри родовое гнездо, чтобы однажды, в такой день, как сегодня, улыбнуться своей хищной улыбкой, радуясь возрождению древнейшего и благороднейшего семейства Блэков.
Все еще прижимая ладони к ушам, Раймонд поднялся с банкетки и почти наощупь добрался до портрета, не желающего умолкать. Кривясь от оглушительного крика старухи, юноша взялся за зеркало и как можно быстрее задвинул его на место. Наступила тишина, но в ушах все еще раздавались отвратительные оскорбления в адрес человека, погибшего много лет назад от руки сумасшедшей жены. Пытаясь опомниться, Раймонд поднял глаза и бездумно уставился в зеркало, скрывающее картину. На какое-то мгновение ему показалось, что оттуда на него посмотрели вытаращенные глаза Вальбурги, и юноша в страхе отшатнулся. Нет, показалось… Он снова приблизился к зеркалу: привычные черные волосы, все те же зеленые глаза. Разве что бледность разлилась по щекам, но больше ничего необычного нельзя было разглядеть в отражении красивого, но испуганного лица. Однако молодой лорд Певерелл никак не мог отделаться от мысли, что вместе с ним в это зеркало смотрится кто-то еще, запрятанный в глубине его души. Кто-то, готовый терпеливо ждать, когда настанет момент, чтобы вырваться на свободу, сминая разум Раймонда, словно исписанный клочок ненужного пергамента.
ГЛАВА 39
Фигура долго бездействовавшая, внезапно может обрести страшную силу. Для этого нужно, чтобы партия продолжалась.
Впервые за свою сознательную жизнь, пусть и укладывающуюся в два полных месяца, Раймонд почувствовал, что обрел настоящий дом. Азкабан и раньше был ему дорог, но теперь, когда во всем стала проявляться заботливая рука хозяина, его привычки и интересы, замок стал особенно близок, прочно заняв свое место в сердце юноши.
Казалось, Азкабан заботливо оберегает сон Раймонда, отгоняя назойливые мысли и пустые тревоги. Слова, сказанные вчера Вальбургой Блэк, беспокоили его и наводили на размышления, но не более. Наверное, потому, что до конца он в них так и не поверил – слишком уж невероятными казались последствия. А возможно, причина крылась в Мираж, в ее светлой улыбке и задорном блеске глаз, который невольно успокаивал юношу. Глядя на нее, Раймонд не мог поверить, что эта девушка уже давно принадлежит другому миру, ведь в ней было больше жизни, чем во многих других. Возможно, даже больше, чем в нем самом.
– А я ведь вас предупреждал, Раймонд, – укоризненно прозвучал голос сэра Генриха, – она уже не человек.
– О чем вы? – недоуменно спросил Раймонд, поднимая взгляд на картину. – Не понимаю.
– Все вы прекрасно поняли, – проворчал портрет, неодобрительно косясь на юношу. – Я говорю о том, что вы питаете к Мираж вполне определенные чувства.
– С чего вы взяли? – вскинул брови Раймонд, пододвигая к себе три крупных яйца, похожих на булыжники с маленькими шероховатыми шишечками. По расчетам Певерелла, из них с минуты на минуту должны были вылупиться детеныши радужного дракона, что заставило его вскочить сегодня посреди ночи, опасаясь упустить редчайший шанс присутствовать при их рождении.
– Это видно по глупой улыбке, с которой вы пялитесь в пространство на протяжении вот уже получаса, – заметил сэр Геллерт, поправляя свои очки.
– Кхм… Вообще-то, я думал о драконах, – буркнул юноша, постаравшись, чтобы его голос звучали уверенно.
– Раймонд, я прожил достаточно долгую жизнь, чтобы отличить физиономию влюбленного человека от любой другой, – заявил портрет, скрестив руки на груди. – Поверьте старику: думая о драконах, люди так не улыбаются.
– Скажите это Хагриду…
– Не уклоняйтесь от темы, – строго сказал Генрих Геллерт. – И не забывайте, что я отец Миры.
Вероятно, сэр Геллерт хотел, чтобы его слова прозвучали угрожающе, но добился лишь обратного эффекта. Раймонд с минуту пристально разглядывал картину, после чего произнес голосом, не терпящим никаких возражений:
– Так расскажите мне о ней.
– Что?
– Расскажите о Мираж, – повторил Раймонд, напрочь забыв о драконах. – Что она любила? Чем увлекалась? Как умерла такой молодой? И почему ее призрак остался здесь, в замке Певереллов, не имеющих никакого отношения к роду Геллертов?
– Ох, Раймонд, я же говорил вам… – начал было старичок на портрете, но встретив неумолимый взгляд юного лорда, не стал заканчивать свою и без того понятную фразу. – Зачем вам это?
– Я хочу знать.
– Чтобы мучить себя? Поймите: то, о чем вы мечтаете, невозможно…
– Мы живем в волшебном мире, сэр Геллерт, – абсолютно серьезно произнес Раймонд. – Здесь нельзя быть уверенным в том, что возможно, а что нет.
Некоторое время они молчали, неотрывно глядя друг на друга. Затем Генрих Геллерт тяжело вздохнул, выдавая этим свое поражение.
– Вы зря думаете, что Геллерты никак не связаны с Певереллами, – начал он, заставив юношу нахмуриться. – Когда Мираж исполнилось шестнадцать, она была помолвлена с Актором, сыном Артемиуса Певерелла.
– Постойте, – прервал его речь Раймонд, исподлобья уставившийся на портрет. – Тот самый сын, который бежал из дома с Анной Стейнфорд?
– Мда, неприятная вышла история, – пробормотал сэр Геллерт, нервно протирая свои очки. – Думаю, вы понимаете, почему я не хочу вспоминать об этом?
– Сэр Геллерт, вы пытаетесь уйти от ответа, – укоризненно произнес Раймонд. – Даже не надейтесь, что я пожалею ваши чувства и перестану донимать своими расспросами.
– Ну… Собственно, здесь и говорить не о чем, – быстро сказал портрет, снова насаживая очки на кончик носа. – Девочку сгубила несчастная любовь.
– Вы принимаете меня за идиота? – не выдержал Раймонд и, вскочив с дивана, подошел впритык к живой картине. – Вы и правда думаете, что я поверю, будто Мираж умерла из-за побега жениха? Мне прекрасно известно, насколько она сильна духом, сэр Геллерт, так что не делайте из меня дурака!
Портрет издал еще один тяжелый вздох и почти обреченно спросил:
– Что вы от меня хотите, Раймонд?
– Правды, – тут же выпалил юный лорд, не сводя со старика настойчивого взгляда. – В этом ведь снова замешаны Тринити, верно?
– Тринити? О чем это вы хо…
– Я хочу сказать, что только слепой не заметит такие совпадения, – резко прервал собеседника Раймонд. – Селвин говорил мне, что Ричард Стейнфорд создал шахматы, позволяющие своему владельцу предсказывать действия других людей. Выходит, его дочь сбегает с Актором Певереллом, прихватив Клавис Цезариона. Мираж, как невеста Певерелла, находилась здесь, в этом замке. Она имеет какое-то отношение к оставшимся частям Тринити?
Портрет упрямо поджал губы и непривычно нахмурил брови. Все в его внешнем виде говорило о нежелании поддерживать затронутую тему.
– Сэр Геллерт, прошу вас, ответьте, – уже мягче произнес Раймонд. – Вы знаете, я не отступлю, и вряд ли неведение приведет к чему-то хорошему.
– В этом вы правы, – вынужден был согласиться человек с картины. Он некоторое время помолчал, устало прикрыв глаза, после чего нехотя выдавил из себя: – Тринити, получившее название Цезарион, действительно создали мы втроем: Ричард Стейнфорд, Артемиус Певерелл и ваш покорный слуга. Но вы ведь и так догадались об этом?
– Да, – согласился Раймонд и, поймав вопросительный взгляд сэра Геллерта, пояснил: – За все это время мне удалось узнать о трех Тринити. Самый древний из них называется Душа Основателей, о нем мне рассказал Дамблдор. Его мощь заключена в диадеме Равенкло, которая позволяет получить знания основателей Хогвартса. И как я понял, эти три вещи в свое время активно искал Волдеморт, а когда завладел ими, в каждую пометил часть своей души, превратив Тринити еще и в хоркруксы.
– О хоркруксах мне ничего неизвестно, – проворчал сэр Геллерт, – но в целом все верно. Душа Основателей – первое известное в истории магии Тринити. Думаю, именно Ровена Равенкло изобрела этот обряд.
– Братья Певереллы спустя три столетия восстановили его, не так ли? – спросил Раймонд и продолжил, не дожидаясь ответа. – Возможно, они нашли какие-то записи Равенкло, когда находились в Хогвартсе… И создали Дары Смерти, способные сделать человека бессмертным. Вот почему Волдеморт так хочет заполучить и это Тринити, вот почему ему так нужно мое кольцо.
Раймонд замолчал, погрузившись в свои размышления. Сэр Геллерт ему не мешал, не собираясь нарушать наступившую тишину.
– Этот секрет хранился в роду Певереллов два века, пока…
Раймонд сделал выразительную паузу, давая возможность портрету продолжить фразу за него. Тот помялся, но все же заговорил:
– Пока Артемиус не поделился им с Альбертом Гриндевальдом – молодым и амбициозным волшебником, достаточно тесно связанным с миром магглов, кстати говоря.
– Так это ему пришла в голову идея создать Цезарион? – уточнил Раймонд, возвращаясь к своему месту на диване. – В чем суть этого Тринити?
– Управление людьми, – коротко ответил сэр Геллерт. – Внушение, влияние на сознание и все в таком роде.
– Вы хотите сказать, – севшим голосом произнес Раймонд, – что своими руками создали артефакт, способный превратить всех людей в стадо легко управляемых баранов?
– Раймонд, послушайте… Наше время было иным. Кровопролитные войны, длившиеся десятилетиями. Церковь, преследовавшая нас по пятам. Постоянная борьба за власть, остановить которую мог только человек новой эпохи. И мы хотели сотворить этого человека – мага, способного принести мир в это царство раздора и беспрерывной борьбы.
Портрет замолчал. На столе перед Раймондом начало потрескивать одно из яиц, он опустил взгляд на него, обдумывая слова старика.
– Время, сэр Геллерт, всегда одинаково, – наконец произнес юный лорд, не обращая внимания на то, как второе яйцо стало едва заметно подпрыгивать на лакированной поверхности стола. – Войны, преследования, интриги никуда не денутся. Неужели вы надеялись изменить порядок вещей появлением одного человека, в руки которого собирались вложить судьбы миллионов?
– История знает людей, которые меняли судьбы миллионов и без Тринити.
– Вы хотели сказать: которые их уничтожали, – поправил Раймонд. – Какова вероятность того, что волшебник, наделенный безграничной властью, станет спасителем, а не злодеем?
– Возможно, сейчас эта затея кажется безумной, – признался сэр Геллерт, уставившись куда-то вдаль, будто пытался там разглядеть что-то из своего прошлого, – но тогда мы верили в то, что у нас получится. Мы все были мечтателями, и кто знал, что эти мечты заведут нас так далеко.
Раймонд не сводил глаз с серой скорлупы, покрывшейся частой сеточкой трещин, но мысли его были далеко отсюда. Он подумал, что мечты – это, пожалуй, единственное, что заставляет жизнь вокруг меняться. Если бы основатели Хогвартса не мечтали оставить свои знания потомкам, не было бы сейчас самой известной английской школы магии и Тринити бы тоже не было. Если бы Волдеморт не мечтал превзойти всех людей на свете, первая магическая война не унесла бы жизни тысяч волшебников и Раймонду сейчас не пришлось бы искать хоркруксы. Если бы Мемория не мечтала открыть секрет родовой памяти, она бы не сошла с ума, а если бы Шинглтон не мечтал выбиться в люди, скольких бы заклинаний и изобретений лишился этот мир…
– У меня тоже есть мечта, – тихо произнес Раймонд, но его голос был перебит странным звуком, напоминавшим клекот.
Первый радужный дракон уже появился на свет и теперь не отрывал от юноши своих огромных ярко-желтых глаз.
***
– Эммм… Раймонд?
Певерелл резко оглянулся и тут же поймал взгляд неуверенного Невилла Лонгботтома. Полноватый парень переминался с ноги на ногу, уже, видимо, жалея, что решился подойти к однокурснику.
– Чего тебе? – не слишком заботясь о вежливости, бросил Раймонд, отчего гриффиндорец окончательно смутился. – Насчет занятий?
– Д-да, – ответил Невилл, взяв себя в руки, – профессор Макгонагалл сказала, чтобы я подошел к тебе за помощью. Понимаешь, к среде надо отработать новые заклинания по чарам, а у меня с этим…
– Ясно, – отрубил Раймонд, мысленно распрощавшись со свободным вечером на сегодня. – У меня после обеда прорицания и зелья, а потом еще самому уроки делать. Я бы мог позаниматься с тобой сейчас, но у тебя ведь травология?
– Ну… Честно говоря, профессор Спраут освободила меня от занятий на две недели, чтобы я мог вести свой проект, – признался Невилл, слегка покраснев. – Обычно я все равно хожу на ее уроки, но в этот раз могу и пропустить.
– Ты уверен? – переспросил Раймонд, чертыхнувшись про себя. – Плохо будет, если из-за чар ты запустишь еще и травологию.
– О, с этим у меня все нормально, не волнуйся! – уверил его гриффиндорец. – Профессор Спраут говорит, что я ее лучший ученик за последние десять лет. То есть я не хвастаюсь… Просто, понимаешь, травология – это единственное, что у меня действительно получается.
Невилл снова смутился и уставился в пол. Раймонд собрал в кулак все свои силы, чтобы сдержать обреченный вздох.
– Понятно… Тогда нам нужен какой-нибудь пустой класс для занятий. Есть что-то на примете?
– Кажется, на третьем этаже был один заброшенный кабинет… – задумчиво сказал Невилл и, воодушевленный согласием Раймонда, направился к лестнице. Тот, отнюдь не светясь энтузиазмом, последовал за ним.
Раймонд много думал о том, зачем Макгонагалл так настойчиво сводит его со своим студентом. И в конце концов сделал единственно возможный вывод: этого хотел Дамблдор. Юноша ни капли не верил в то, что причиной подобных «отработок» и правда была низкая успеваемость Лонгботтома; директор явно преследовал скрытые цели. Но вот какие? Зачем так упрямо пытаться сблизить совершенно разных людей? Очевидно, ответ на этот вопрос крылся в самом Невилле... Дамблдор хочет чего-то добиться от него и, судя по всему, собирается это сделать с помощью Раймонда.
– Кажется, это здесь, – неуверенно объявил гриффиндорец, остановившись напротив самой обычной двери. Затем он осторожно приоткрыл ее и, заглянув внутрь, добавил: – Да, точно здесь. Никого нет.
– Ну, так заходи, – нетерпеливо сказал Раймонд и, когда покрасневший Лонгботтом зашел в класс, тоже заглянул внутрь.
Кабинет был самым что ни на есть обыкновенным, довольно просторным и полупустым. У одной стены, рядом с доской, стоял большой стол, покрытый толстым слоем пыли; вдоль другой покоилось несколько парт и стульев со сломанными ножками или спинками. Все здесь говорило о том, что класс действительно был заброшен и теперь служил складом для никому не нужных или требующих ремонта вещей.
– Подойдет, – вынес вердикт Раймонд, закрывая за собой дверь. – Только надо бы прибраться, от пыли дышать невозможно.
Недолго думая, он достал волшебную палочку и широко ей взмахнул, будто рисовал невидимую спираль. По кабинету тут же пронеслась волна свежего воздуха, сдувая всю накопившуюся грязь и затхлость. Невилл, глядя на то, как легко его однокурсник орудует палочкой, лишь восхищенно распахнул глаза и уставился на него, как на восьмое чудо света.
– Ух ты! Ты, наверное, часто используешь бытовую магию!
– Эммм… Да не очень, – признался Раймонд, немного растерявшись от подобного вопроса.
– Я бы хотел так же легко колдовать, но знаю, что ничего не выйдет, – признался Невилл, присаживаясь на один из покосившихся стульев. Тот в ответ опасно накренился. – Бабушка говорит, что я непутевый.
Словно подтверждая слова Невилла, раздался звучный треск, и парень полетел на пол вслед за предсказуемо сломавшимся стулом. Раймонд закатил глаза и нехотя подал руку окончательно смутившемуся гриффиндорцу.
– С этим не поспоришь, – безжалостно согласился Раймонд, помогая Невиллу подняться на ноги. – Ты боишься разочаровать свою бабушку?
Вопрос в лоб застал Лонгботтома врасплох, и он судорожно кивнул. Раймонд физически ощутил неуверенность, которая исходила от юноши. Это чувство тяжелым грузом тянуло за душу, заставляя вжимать голову в плечи и нервно покусывать губу. Гигантским усилием воли Певерелл отогнал от себя наваждение, выпрямляясь и сгоняя с лица загнанное выражение.
– Не то чтобы она многого от меня ждала… – сказал Невилл, и, судя по голосу, это признание далось ему нелегко. – Бабушка говорит, что из-за своей дырявой памяти я путаю все заклинания, а из-за неуклюжести у меня не получаются точные движения палочкой.
«В результате постоянные неудачи приводят к потере веры в себя, а появившаяся неуверенность к новым неудачам», – продолжил про себя Раймонд безрадостную картину.
– Если ты это знаешь, то почему продолжаешь так стараться?
– Ну… – протянул Невилл. – Наверное, потому что мои родители были сильными волшебниками, и я мог бы…
Договаривать Невилл не стал, да этого и не требовалось. Раймонд и так ощутил всю боль неловкого мальчишки, его отчаянное стремление прыгнуть выше своей головы. Что он мог сделать для него? Чего хочет от него Дамблдор? Этот вопрос не давал Раймонду покоя и сбивал с толку.
– Так что за заклинание тебе надо отработать? – наконец спросил Раймонд без тени увлеченности. – Кажется, в последний раз Флитвик давал чары вечного приклеивания.
– Да, их, – интенсивно закивал Невилл, радуясь тому, что однокурсник перевел тему. – Но… у меня и обычное приклеивание не получается…
– Ясно, – сказал Раймонд, устраиваясь на один из стульев покрепче. – У тебя есть ненужный пергамент?
– Д-да, кажется, – немного растерялся Невилл, но тут же полез в сумку и, порывшись там пару минут, вытащил кусок мятой бумаги. – Подойдет?
– Порви пополам, – вместо ответа велел Раймонд, и, когда Невилл выполнил его указание, продолжил: – А теперь попытайся склеить его чарами. Помнишь, как звучит заклинание?
– Агглютум?
– Ну, почти, – протянул Раймонд, подумав про себя, что сейчас занимается самым бесполезным делом на свете. – Агглутиум. Надо ставить ударение на второй слог и чуть тянуть гласные: агглу-у-утиум. Понятно?
Невилл нервно кивнул и сжал волшебную палочку так крепко, что Раймонд испугался за ее сохранность. В глазах гриффиндорца унылая обреченность причудливым образом смешалась с отчаянной решимостью. Честно говоря, от этого взгляда мурашки бежали по коже: у Раймонда возникло ощущение, что перед ним стоит смертник, готовый в следующую секунду выкрикнуть заклятье массового уничтожения.
– Аг-глутиум!!! – заорал Невилл изо всех сил, но из его палочки вместо синего луча вырвались лишь голубые искры. Он судорожно вздохнул и оглянулся на Раймонда.
– Ты сам понял свою ошибку. Пробуй до тех пор, пока не получится.
Невилл снова неуверенно повернулся к порванному пергаменту и дрожащей рукой поднял волшебную палочку.
В следующие полчаса у Раймонда было достаточно времени для размышлений. Он все еще пытался понять, чего Дамблдор хотел добиться этими странными занятиями, но каждый раз оказывался в тупике. Глядя на то, как Невилл без всякой надежды продолжает упрямо выкрикивать заклинание, Раймонд ощутил нечто вроде сочувствия или даже жалости. Он никогда не задумывался о том, как легко ему дается магия – она была его частью, без которой он не мог себя представить. А что бы он делал, если б однажды все способности, полученные им от обряда Поттера, пропали? Исчезли бы все знания, накопленные семью незаурядными магами, стерлись бы все их навыки и таланты? Что тогда? Смог бы он, как Невилл Лонгботтом, не имея никаких шансов стать выдающимся волшебником, вот так стоять и неустанно повторять одно и то же заклинание? Смог бы он не разочароваться в самом себе?
– Агглутум!
Как и следовало ожидать, Невилл потерпел очередную неудачу. Его лицо покрывали капельки пота, а голос немного охрип от постоянных криков. Раймонд посмотрел на его правую руку: она немного дрожала, но все так же судорожно сжимала волшебную палочку.
– Невилл, а с тобой кто-нибудь еще занимается?
– А? – От неожиданного вопроса гриффиндорец растерялся и замер с поднятой палочкой в руке.
– Я имею в виду дополнительно, – пояснил Раймонд. – Профессор Макгонагалл или директор просили кого-нибудь кроме меня заниматься с тобой?
– Нет, – задумавшись на секунду, ответил Невилл. – Я только посещаю занятия, как и все студенты.
– И тебе совсем никто не помогает?
– Ну… Пожалуй, Гермиона мне очень помогает, – признался Невилл. – Без нее я бы не дожил до шестого курса, а взорвался где-нибудь в подземельях Снейпа вместе со своим котлом.
Невилл смущенно улыбнулся, убрав прилипшую ко лбу челку. Раймонд почувствовал что-то вроде волны тепла, исходящей от парня, когда тот заговорил о Гермионе. Похоже, он и правда благодарен ей за помощь.
– Но ведь ваш декан не просила об этом Гермиону? – продолжал допытываться Раймонд. Он и сам не понимал, почему пристал с подобными вопросами, но наблюдать за безуспешными попытками Невилла создать элементарные чары больше не было сил.
– Нет, наверное. Гермиона сама рада помочь. Она никому не откажет, если попросить ее объяснить новый материал, а не списать домашку. Только к ней мало кто подходит…
Раймонд кивнул. Он понимал, в чем дело: никому из ребят не нравилась дотошность Гермионы, а ее менторские замашки мог терпеть разве что Невилл. Однако стараний гриффинорки, как видно, было недостаточно… Так почему же именно он, Раймонд, теперь выбран на эту роль?
Дамблдор считал его особенным, но что директор, по сути, знал о Раймонде Певерелле? Выдающийся ученик – это хорошо, но недостаточно для того, чтобы обращать на него такое пристальное внимание. Студент особого факультета – статус, который говорит о неординарности и заставляет задуматься, но не более. Потомок Певереллов и хозяин камня Воскрешения – поводы намного более значимые, но вряд ли имеющие отношение к Невиллу Лонгботтому. Директор заметил что-то другое, о чем не догадывается сам Раймонд?
Раймонд перевел взгляд на Невилла и его снова захлестнули эмоции. Обеспокоенность, признание собственной слабости и в то же время твердое решение бороться до самого конца, пусть даже это и не принесет никаких результатов. Но он не простит себе, если сейчас опустит руки, он должен продолжать пытаться вырваться из этого замкнутого круга. Постойте-ка… Он? Но это не его чувства, это чувства сидящего напротив Невилла!
– Невилл, – протянул Раймонд, не сводя взгляда со своего ровесника, – попробуй еще раз.
– Хорошо, – произнес полноватый парень, вставая со своего места и вновь поднимая палочку.
Раймонд сконцентрировался на своих эмоциях. Он даже прикрыл глаза, чтобы было легче сосредоточиться. Все это напоминало сны, когда он становился лордом Волдемортом и его сознание растворялось в чужих мыслях и чувствах. Теперь, по своим ощущениям, он будто стал Невиллом Лонгботтомом – нерешительным, неловким, но упрямым гриффиндорцем. А потом Раймонд сделал то же, что и в своем видении: позвал самого себя. Все то, что было его неотъемлемой частью и чего так недоставало Невиллу: решительность, уверенность в себе и в своих поступках, внимание к деталям – все это стало заполнять его и распространяться вокруг, пока полностью не вытеснило прежние чувства.
– Агглу-у-утиум!
Синий луч вырвался из палочки Невилла, и два клочка бумаги склеились, как будто всегда были единым целым. Запыхавшийся гриффиндорец неверяще смотрел на кусок пергамента, не в силах что-то сказать.
– Получилось, – наконец произнес Невилл шепотом, словно боялся спугнуть удачу. – Раймонд, у меня получилось!
– Да, – подтвердил Раймонд, который был в еще большем смятении, чем Лонгботтом.
– Это было здорово, я никогда такого не чувствовал! – поделился Невилл, которого теперь будто прорвало. – Словно магия переполняла меня! И я был уверен, абсолютно уверен, что у меня получится! Знаешь, как будто я это уже делал сто раз, хотя раньше у меня никогда не получалось это заклинание.
– Да, поздравляю, – выдавил из себя Раймонд, все еще не пришедший в себя. – Надеюсь, ты запомнил эти ощущения?
– Еще бы! – радостно воскликнул Невилл, проведя ладонью по мокрому от пота лицу. – Такого не забудешь!
– Вот и прекрасно, – подвел итог Раймонд, вставая со своего места. Сейчас ему надо было побыть одному, и он собирался сослаться на скорый обед, чтобы как можно быстрее покинуть этот заброшенный класс. – Это было совсем простое заклинание, тебе еще надо будет освоить чары вечного приклеивания. Справишься?
– Думаю, да, – сказал Невилл, и теперь его голос и правда звучал увереннее. – Я просто буду вспоминать этот момент и представлю, что уже делал это.
– Здорово, – рассеянно пробормотал Раймонд, направляясь к двери, – только не перетрудись.
Как он мог раньше этого не замечать? Ведь чувствовал это, когда Малфой прочел письмо о смерти отца, – ему стало так плохо, как никогда в жизни. Ощущал, оставаясь наедине с Гермионой, а потому избегал ее – хотя нет, не ее, а окутавшего девушку кокона одиночества и отчужденности. Знал на уроках Снейпа, заглядывая в лицо зельевара и не находя в нем той ненависти, которую тот хотел всем продемонстрировать. Почему же раньше он не обращал внимания на все это?
– Раймонд!
Юноша оглянулся и непонимающе уставился на счастливо улыбающегося Невилла, который все еще сжимал в правой руке волшебную палочку, а в левой бережно держал заколдованный им пергамент, как самое ценное в мире сокровище.
– Спасибо.
Раймонд кивнул и вышел из класса. Ему понадобилось десять минут, чтобы понять, что он не хочет есть и уж тем более не желает идти в Большой зал, переполненный шумными студентами. И еще через десять минут он направился к лестнице, ведущей в библиотеку.
***
Эмпатия, как и большинство других магических способностей, могла быть приобретена тремя способами. Во-первых, с помощью редких и дорогих артефактов, которыми Раймонд уж точно не владел. Во-вторых, долгими тренировками в легилименции, пугающей Раймонда уже одним своим названием. И наконец, существовали природные легилименты, которые не обучались этой сложной науке, но при этом могли с легкостью проникать в чужое сознание и даже влиять на него. Таких магов называли интуитами – выдающимися волшебниками, с рождения способными на такое, что другим и не снилось.
Раймонд сидел в окружении десяти талмудов по теории магии и думал. Дамблдор действительно мог принять его за интуита, учитывая, как необдуманно он вел себя на занятиях. Взять хотя бы урок зельеварения, когда Снейп заставил их готовить противоядие… Но действительно ли он обладал такими феноменальными способностями? Как ни крути, знание легилименции, скорее всего, пришло к нему от одного из его создателей – возможно, даже от самого Волдеморта. Вопрос в другом: какую выгоду собирается из этого извлечь Дамблдор?.. Вероятно, теперь он уверится в том, что Раймонд самый что ни на есть настоящий интуит и будет всячески способствовать его дальнейшему сближению с Невиллом. Но чем так заинтересовал директора Лонгботтом?
– Привет, – раздалось откуда-то сбоку, и из-за стеллажа вышел Майк, держащий в руках стопку научных журналов. – Не возражаешь?
Раймонд кивнул, несколько удивленный вопросом немца. Тот обычно без спроса садился рядом, занимая всех вокруг своей веселой болтовней. Потом Раймонд вспомнил, что не общался с ним с того самого субботнего утра, когда речь зашла о семье, и молчание, которое обычно сопровождала их работу бок о бок, вдруг показалось ужасно неловким.
– Помнишь, ты недавно спрашивал меня об отце? – неожиданно спросил Майк, поднимая взгляд от одного из своих журналов.
Раймонд лишь молча кивнул, наблюдая за тем, как Майк легко взмахнул волшебной палочкой и воздух вокруг их столика как будто сгустился. Нечто подобное происходило, когда с ним в Больничном крыле разговаривали Скримджер и Робардс.
– Он Пожиратель смерти.
– Зачем ты говоришь мне об этом? – сказал Раймонд, устало откидываясь на спинку стула. – Я не тот человек, который сует нос в чужие дела и не хочу, чтобы…
– Знаю, – прервал его Майк. – Именно поэтому ты единственный, кому я это рассказал. Понимаешь?
– Не совсем, – признался Раймонд, а затем неожиданно улыбнулся. – Но мне кажется, есть своя прелесть в общении с человеком, от которого ты ничего не скрываешь.
Майк не нашелся, чем ответить на подобное заявление, но зато заметно расслабился и привычно широко улыбнулся.
– А я недавно узнал, что являюсь стихийным легилиментом.
– Теперь понятно, почему вы со Снейпом так любите в гляделки играть, – усмехнулся Майк и откинулся назад, беря пример с Раймонда.
– Он что, тоже легилимент?
– Шутишь? У него это на лбу написано!
– И он может узнать, что я не студент Дурмстранга?
– А ты не студент?
– Неа, – замотал головой Раймонд, – я вообще не совсем Певерелл.
– Не совсем – это как?
– Ну, во мне как бы скрыты воспоминания и навыки семи магов из будущего, каждый из которых является потомком Певереллов.
– Раймонд. – Лицо Майка опять приобрело серьезное выражение, и немец, опираясь на стол, наклонился к однокурснику. – Пообещай мне одну вещь.
Раймонд тоже подался вперед, терпеливо ожидая, что же ему скажут.
– Пообещай, что больше никогда не будешь читать «Придиру», которую тебе дает Полумна.
Продолжение следует...
@темы: Гарри Поттер, фанфик, Проходная пешка
-
-
04.05.2014 в 22:55Что может хотеть от Раймонда Дамблдор - что ни захоти, Раймонду это будет в тягость. Зачем ему было соваться в лапах интригана?